Свежо предание

- Нет, милый, не упрекайте себя. Напротив, я рада, что все вам рассказала.

- Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

- Давайте.

- Знаете, сегодня я себя чувствовал невероятно, колоссально счастливым. За все нормы!

- Как: это хорошо!

- И знаете, не только из-за диссертации. Ну, конечно, и из-за нее тоже. Но не только. Во-первых, я очень почувствовал, как-то по-особенному, что у меня много друзей. Кроме того, мне показалось, что и в науке у меня кое-что получается.

- А раньше вы в этом не были уверены?

- Нет. В сущности, я не ученый. Пожалуй, мне не надо было заниматься техникой. Скорее, мне надо было стать врачом. Как мой дедушка. Он прекрасный врач, до сих пор работает, несмотря на годы.

- А кто еще у вас есть, кроме дедушки?

- Сестра его, тетя Роза. Я вас как-нибудь туда сведу. Любопытная пара.

- А ваши родители?

- Оба умерли. Мама умерла, когда мне было тринадцать лет. А отца посадили в тридцать седьмом году. Он умер в тюрьме.

- Как страшно.

- Да. Я с отцом не был особенно близок, но все-таки был уверен, что он ни в чем не виноват. До сих пор уверен. Если бы он не умер, я убежден, его бы выпустили.

- Костя, всех невинных выпускают?

- Хочу думать так, Надюша, милая.

- И я хочу. Но иногда не удается. Страшнее всего, что никто никому не верит. Все про себя что-то думают и молчат.

- Говорим же мы с вами сейчас...

- Это так редко бывает. Вы меня не боитесь?

- Нет, не боюсь.

- И я вас. Как это хорошо.

- Надюша, у вас никого не сажали?

- Из близких - нет.

- А кто у вас есть из близких? Хочу все про вас знать.

- Очень мало, почти никого. Отца я плохо помню, он умер, когда я была совсем маленькой. Мама долго болела и умерла незадолго перед войной. Мы остались с братом, он работал на заводе, а я поступила на курсы...

- А брат где теперь?

- В Новосибирске. Мы иногда переписываемся, но редко. У него семья, ему не до меня. А у вас кто самый близкий?

- Юра Нестеров. Вы его знаете.

- Юрий Борисович? Знаю.

- Это мой самый близкий друг. Ближе брата. А что, он вам не нравится?

- Откуда вы взяли?

- Чувствую: он вам не нравится.

- Он очень несчастный.

- Почему вы так думаете?

- По глазам.

- Кто знает, может быть, вы и правы. Я всегда думал, что кто-кто, а он создан для счастья. Помните: "Человек создан для счастья, как птица для полета".

- Я не люблю такие фразы. Они слишком законченные.

- Я тоже не люблю, но эту фразу говорит у Короленко безрукий человек...

- Костя.

- А?

- Я еще хочу спросить у вас одну вещь. Можно? Только это очень личная вещь.

- Спросите. Если слишком личная, я просто не отвечу.

- Костя... у вас после Роры были другие женщины?

- Были. Немного.

- Ну и как это было?

- Сначала меня тянуло к ним, а потом казалось, что наелся мыла.

- Я это понимаю, А у меня никого не было. Не то чтобы никто не хотел. Я не могла.

- Понимаю, Надюша.

- Надюша, вы спите?

- Кажется, сплю.

- Ну, спите, родная. Спокойной ночи. Хотя, пожалуй, правильно будет: спокойного утра.

- Спокойного утра, Костя.

* * *

Он заснул, обнимая подушку, чувствуя костями бедер сквозь тюфяк благословенную жесткость пола. Он заснул совершенно счастливый. Ему снились хорошие сны. Ветер какой-то дул над морем, летела сиреневая пыль. Он проснулся свежий и трезвый, не понимая, почему он на полу и который час. Потом он увидел спящую женщину. Утренний солнечный луч, жиденький, отраженный от какого-то стекла, лег ей налицо, но она спала, совсем спокойно.

Он потихоньку оделся, подошел к ней и сел рядом с нею на пол. Пол был прохладный и гладкий. Он сидел и смотрел в ее лицо, спокойное и простое. Светлое лицо с бровями, позолоченными солнцем.

Она, должно быть, почувствовала, что на нее смотрят, и проснулась. Удивительно просто она проснулась. Только что ее не было здесь и вдруг стала здесь, вся сразу.

- Надюша, вы только не подумайте, что я пошляк. Я полюбил вас.

Синеватые глаза дрогнули, но только на мгновение. Они снова стали спокойными и ответили ему, и выходило, что да.

* * *

- Юра. Я должен сказать тебе одну вещь. Я женюсь, даже, можно сказать, женился.

- Вот как! А на ком, если не секрет?

- На Надюше Пустовойтовой.

- Ага! Напророчил-таки старик.

- Какой старик?

- У тебя на защите, неужели не помнишь?

- А, Иван Михайлович. Он, знаешь, в нее просто влюблен.

- Что и говорить, опасный соперник.

- А ты что скажешь? Про Надюшу.

- Ну, что же... Женись, если так нужно. Она славная, - Юра улыбнулся, этаким яичком.

Дело в том, что они начали вдвоем одну большую работу. "Кормили свою обезьяну сахаром", - как выражался Юра. Только для души, никаких выгод эта работа им не сулила. В дневное время работать для души не удавалось заедала текучка, заказные, договорные темы. Они оставались в лаборатории по вечерам. Собирали некое устройство, или машину, или модель - называй как хочешь. Им самим еще не все было ясно. Машину они окрестили "Пантелеевна". По замыслу, она должна была реагировать на свет, на звук, выполнять команды. Собирали они ее из подручных материалов.

- Хороша, канашка! - говорил Юра. - Бред шизофреника.