Он так же, как и сама Мирослава, осматривался, делал какие-то только ему одному понятные выводы. Если вообще делал. Почему она решила, что ему есть дело до происходящего? Откуда такая самонадеянность?
А ему было дело! Она поняла это по его напрягшемуся лицу, по сжатой челюсти и сузившимся глазам. Ему было интересно, и он что-то искал, всматривался в черную металлическую конструкцию, похожую на гигантскую, сильно вытянутую в высоту птичью клетку. Сейчас дверца этой клетки была открыта и тихо поскрипывала, раскачиваясь на ветру, но раньше она запиралась на замок. Эта странная конструкция не вписывалась в представления Мирославы об устройстве фонарного отсека. На ее месте должен был располагаться источник света. Лампа Арганда, например. Лампа – но никак не птичья клетка!
– Что это за штука? – он потрогал прутья клетки, нахмурился. – Что за гадость?
Мирослава тоже потрогала, металлическая конструкция была испачкана чем-то черным и жирным на ощупь. И дно клетки тоже было покрыто чем-то, похожим на воск. Как некогда дно ее ванны на курьих лапах…
Мирослава отшатнулась от клетки. Налетевший ветер дернул железную дверцу в сторону, а Мирославины волосы вверх. Это они не сами вздыбились, это их ветер. Не нужно паники! Все под контролем!
– Что с тобой? – Фрост обхватил ее сзади за плечи, прижал к себе. – Мира, ты чего?
Мира она только для своих, но он теперь, похоже, свой.
– Это воск и сажа, – сказала она, глядя на луну в прорехе крыши. – Мне так кажется.
– Где? – Горячее дыхание Фроста защищало ее от ветра и холода.
– В клетке. Все это, – Мирослава дернула подбородком, очерчивая в воздухе дугу, – фонарный отсек, какие строили на маяках.
– Откуда?..
– Оттуда! – Она не дала нему договорить. – Тут должна была быть система зеркал и источник света. Керосиновая лампа или лампа Арганда. Я не помню точно, надо посмотреть по датам. Свет от этих ламп и его преломление в зеркалах должно было создавать оптическую иллюзию горящей свечи. Понимаешь?
– Начинаю понимать. Хотя было бы интересно узнать, откуда у тебя такие глубокие познания.
– Потом. – Мирослава повела плечом, но Фрост держал ее крепко. Держал, прижимал к себе, согревал. – Я не могу понять, зачем нужна эта штука. – На клетку она старалась не смотреть. – Когда вообще ее установили?
– Не знаю. – Фрост коснулся колючим подбородком ее макушки. – А как ты догадалась, что башня была спроектирована по принципу маяка?
Она не ответила. Словно змея шкуру, она сбросила косуху, высвобождаясь из объятий Фроста, и шагнула к перилам.
– Осторожно! – Фрост дернулся следом, ухватил ее за плечо.
Поздно! Она никогда не боялась высоты. Не было такой фобии в длинном списке ее фобий. А вот у Фроста, похоже, была, если судить по тому, с какой силой он вцепился в ее плечо. Вцепился, но не сделал шаг назад. Наоборот, перегнулся через перила. Перегнулся, а потом тихо, но очень отчетливо сказал:
– Мира, нам нужно спуститься вниз…
Как же рано, как преступно легкомысленно он расслабился! Он не нашел никого в этой чертовой башне и расслабился. А беда, оказывается, таилась не внутри, а снаружи. Беда распласталась на траве у подножия башни…
Если бы не Мирослава, Фрост бежал бы по лестнице, наплевав и на опасность, и на осторожность. Но Мирослава все еще была рядом, и он не мог рисковать еще и ее жизнью. Поэтому по лестнице они спускались так же осторожно, как до этого поднимались. Он не дал ей рассмотреть лежащее на земле тело, оттащил от перил, до того, как у нее началась бы истерика, и теперь она весь путь вниз спрашивала его, как заведенная:
– Кто там? Фрост, кто там лежит?!
Фрост молчал. Не потому, что не хотел говорить, а потому что все еще продолжал надеяться, что ошибся.
Не ошибся…
Он лежал на спине, раскинув в стороны руки. Мертвый взгляд его широко открытых глаз был устремлен в небо, на звезды. Не было крови и следов падения, но Фрост знал, что именно падение с высоты стало причиной смерти.
А Мирослава упала на колени. То ли ноги ее больше не держали, то ли так ей было проще дотянуться до лежащего на земле тела, погладить по голове.
– Леша? Лёшенька!.. – Она гладила его сначала по волосам, а потом по лицу. А потом потянула вверх край растянутого худи. Фрост понимал, зачем.
– Стой! – Который раз за ночь он велел ей остановиться? – Мира, стой! – И который раз обнимал ее за плечи, стараясь оттащить от беды и бездны. – Мира, ему уже не помочь! Он мертв!
Она вырывалась, снова ползла к лежащему на земле телу, снова тянула худи.
– Я должна попробовать! Может быть, еще не поздно!
Он не смог справиться с ее болью и ее отчаянием, он стоял рядом, растерянно наблюдая, как она делает непрямой массаж сердца мертвецу. Делает массаж и считает. Наверное, так ее учили на каких-нибудь курсах по неотложной помощи.
Сам он пришел в себя на счете «десять», словно кто-то ударил его под дых. Он пришел в себя и обхватив Мирославу за талию, оттащил прочь.
– Все! Хватит!
– Меня вернули! – Она вырывалась с каким-то звериным отчаянием. – Я была мертва больше пятнадцати минут, а потом ожила! Мы должны попробовать! Дай мне хотя бы попробовать!