Свечная башня

Он не дал. Она вырывалась, а он держал. Уворачивался от пинков и проклятий – держал. Стоял бесчувственным истуканом, потому что все силы, и душевные, и физические, уходили на то, чтобы удержать Мирославу, сделать так, чтобы первую волну боли и отчаяния она пережила в безопасности.

Сначала она перестала кричать. Потом перестала вырваться. Уперлась лбом ему в грудь, и он погладил ее по макушке. Погладил, ничего не почувствовал сквозь кожу перчатки, поморщился от боли и отчаяния.

– Я хотела показать его неврологу, – сказала она сиплым шепотом. – А он хотел играть в прятки. Он всегда хотел играть в прятки.

– Да. – Фрост продолжал гладить ее по волосам.

– Это же ты? – Она затаилась, кажется, даже дышать перестала.

Он тоже затаился, кончики пальцев закололо, словно электричеством. Давно привычное и давно ненавистное чувство.

– Артем, это ведь ты, да? Артём Морозов это ты?

Она высвободилась из его объятий, посмотрела в глаза с отчаянием и надеждой.

– Я знаю, что это ты! Скажи!

Он ничего не сказал, просто кивнул в ответ. Боль в пальцах почти унялась, но боль душевная никуда не делась.

– Я забыла тебя, – сказала она шепотом.

Он снова кивнул. Да, она забыла. Как же это злило! Как же обидно ему было все эти тринадцать лет! Эту обиду он прихватил из детства во взрослую жизнь вместе с болью и отчаянием. Сначала она его мучила, а потом он научился извлекать пользу даже из деструктивного. Не сразу – постепенно, шаг за шагом, год за годом. Она забыла, а он так и не смог забыть. Обида трансформировалась сначала в недоумение, а потом, когда два года назад он увидел ее в модном ресторане со Славиком Горисветовым, в кристальную ярость. Он сколько угодно мог убеждать себя, что все они были детьми и пережитое ими тем чертовым летом ничего не значило. Он мог рвать жилы, становясь тем, кем он есть сейчас, доказывая себе и всему миру, чего он стоит. Но рвал жилы и доказывал он все это не себе и не миру, а ей – Мирославе. Девочке, которая его забыла. Девочке, которая, выбирая между другом и врагом, выбрала врага…

– Но теперь вспомнила. – Он не спрашивал. Зачем задавать вопрос, ответ на который очевиден?

– Я не вспомнила. – Она покачала головой. – Я догадалась. Я беспамятная, но догадливая, Тёма. Фрост – холод – Морозов. Ты не удивился, когда я сказала про Августа Берга, потому что уже слышал его имя тогда, тринадцать лет назад.

– Да, ты всегда была смышленой.

Фрост притянул ее к себе. Она не сопротивлялась. Теперь ему в глаза она смотрела с какой-то беспомощной надеждой. Чего ждала? Чего она от него может ждать спустя столько лет? А ему ничего не нужно. Ему нужен только мобильный. Он где-то во внутреннем кармане его косухи. А косуха снова на ней, на Мирославе.

Мобильник он вытащил, но едва не уронил. Он привык к перчаткам, но сейчас почему-то чувствовал себя неловким и никчемным.

Этот номер был вбит в память телефона. Никогда не знаешь, когда может понадобиться старший следователь Самохин… От Мирославы он отошел, повернулся к ней спиной. Она уже пришла в себя, она достаточно взрослая и достаточно здравомыслящая, чтобы не наделать глупостей.

Старший следователь Самохин снял трубку после второго гудка, голос его был бодр и мрачен.

– Вы просили сообщить вам, если что-то случится… – Фрост оглянулся через плечо. Мирослава стояла над телом Лёхи. Просто стояла, свесив руки вдоль тела. В позе ее было что-то по-кукольному неживое. – Случилось убийство, приезжайте. Мы ждем вас у Свечной башни.

Он не стал дожидаться, пока следователь Самохин начнет задавать вопросы, нажал на сигнал отбоя, сунул телефон в задний карман джинсов. Возвращаться к Мирославе не было никаких сил. К ней вернулась память, а к нему злость и отчаянное недоумение. Вернулось все то, что он, казалось, давным-давно проработал и изжил из себя. Не проработал и не изжил. Но сейчас нужно думать не об этом, сейчас нужно думать о случившемся. Фрост был уверен, что Лёху убили. Его знаний любопытствующего обывателя хватало на то, чтобы увидеть траекторию падения. Лёха не упал со смотровой площадки, его столкнули.

Эта чертова башня всегда была для него магнитом! И не только для него одного, если уж на то пошло. Спустя тринадцать лет все повторилось почти в точности, за исключением того, что в тот раз Лёха выжил, а в этот – погиб.

А остальное… А остальное было почти как тогда. Те же действующие лица, тот же антураж.