Воины ответили дружным согласным ревом. Многие повеселели. Тан хотел было первым ступить на Землю людей, подать пример, но Борен остановил его едва заметным движением. И Хаген понял, что заставляло тысячника беспокоиться. В его людях нет магии, но он, хединейский тан, был рожден учеником мага. И не мог сказать, что произойдет с ним под Хрофтовым куполом. И даже если закрытый мир не убьет его, достаточно малейшего намека на то, что он страдает от боли, чтобы посеять панику.
Хаген остался на месте, поднял руку в приветственном жесте. И воины двинулись мимо, расправив плечи и не смея показать перед таном свою встревоженность.
Он с гордостью смотрел на своих людей. Однако тысячник оказался прав. Едва нога Хагена ступила на Землю смертных, боль, такая, что не описать словами, пронзила его насквозь, так что потемнело в глазах, а руки сжались в кулаки. Казалось, его рубанули вдоль спины двуручным мечом и он вот-вот услышит хруст собственных костей, уступающих силе тяжелого клинка. Хагену хотелось упасть и выть, катаясь по траве. Ему хотелось вырвать собственные глаза, которые в одно мгновение превратились в раскаленные угли. Но тан заставил себя остаться на ногах. Смежил горящие ведьминым пламенем веки. И тотчас увидел перед собой то, что так часто видел во сне последние десять лет. Огненосную чашу в руках всадницы, а потом — объятую магическим пламенем прекрасную Сигрлинн. Хаген мог поклясться: теперь он знал, что испытала в тот миг волшебница. Он сжал челюсти, едва не кроша зубы, лишь бы сдержать рвущийся из горла крик.
В какой-то момент Хаген пожалел несчастную Ракотову тварь. Ни одно существо не заслужило такой боли. А в этих местах Хьёрвард был таким же, как и везде: его населяли множества магических тварей и народов, в чьих жилах кровь течет пополам с колдовской силой. И, возможно, все они сейчас испытывали то же, что хединсейский тан. Если купол Хрофта еще не убил их, сперва погрузив в агонию.
Хаген, превозмогая себя, сделал несколько шагов, но ослабевшие ноги с трудом держали его.
— Борен, — окликнул он тысячника, — командуй привал. По такой жаре нет смысла спешить. Я уверен, люди будут на месте к полудню. Но едва ли после такого марша хватит сил для нападения на лагерь. Встанем на отдых ближе к становищу врага — нас могут заметить дозорные. Магическим зрением здесь мало что увидишь. Лучше… передохнем на краю купола. Дождемся, пока не спадет жара.
Хаген уже с трудом мог выговаривать слова. Перед глазами плыли серые круги. Дрожали колени. Тана начало лихорадить. Стоявший рядом с ним Борен сделал вид, что не заметил слабости господина. Он спокойно передал приказ тана сотникам и вернулся к Хагену.
Тот уже сидел на траве, изо всех сил стараясь сохранить гордую осанку, хотя единственным желанием сейчас было завернуться в плащ, чтобы хоть как-то согреться. Солнечные лучи казались ледяными, свет отдавался болью в глазах, заставляя тана крепко зажмуриться, трава колола ладони. Тан слепо нашарил у пояса фляжку, сделал глоток воды и с трудом удержался, чтобы не выплюнуть ее. Влага отозвалась полынной горечью.
— Обопритесь на меня, — тихим шепотом проговорил Борен, — и я провожу вас к палатке.
Но Хаген уже не нашел в себе силы встать. Он стал заваливаться на траву. Пот градом катился по щекам и лбу тана, побледневшие губы едва шевелились. Благоразумный Борен склонился над таном, сделав вид, что внимательно выслушивает приказ, и загородил господина полой плаща от любопытных глаз. Потом Борен свернул плащ Хагена и положил ему под голову, так что любой проходивший мимо решил бы, что неутомимый в походах владыка Хединсея прилег передохнуть перед маршем, как всегда пренебрегая удобством и предпочитая оставаться рядом со своими людьми.
Глава 7
Солнце коснулось нижним краем лесных вершин. Лагерь понемногу затихал. Утомленные воины валились с ног от усталости. Рунгерд пришлось несколько раз будить тех, кто заснул прямо за работой. Бритоголовый хозяин уцелевшего железного клопа из последних сил сторожил свою машину. Гномы уже несколько раз подступали к Рунгерд с просьбой пощупать невиданный механизм. И, если еще можно, починить плюющую огнем махину, а если нет — разобрать второе железное чудовище так же, как первое, и пустить части в дело. Балин лично пытался втолковать парню, что его машина без гномьей помощи не стоит и тачки пустой породы и он, Балин, лично займется ремонтом, потому как уважает мастерство оставшихся в другом мире механиков, сумевших создать столь удивительное творение. Гном говорил горячо и убедительно, как если бы речь шла о золотых рудниках. И Руни думалось, что владыка Подгорного царства несколько кривил душой и рвался заглянуть в нутро самоходному клопу вовсе не из уважения к мастерам закрытого мира, а из простого гномьего любопытства.
Однако, несмотря на напор гномов, парень не сдавался и, подозревая, что Балин со товарищи способны в два счета разобрать машину, стоит ему отлучиться хоть на пару минут, продолжал охранять свое стальное чудовище — последнее напоминание о родном мире.