Свеча горела на столе

Между тем репрессивный каток, запущенный в Советской республике в 1920-е годы для подавления инакомыслия, набирал обороты. 23 апреля 1932 года постановлением ЦК ВКП(б) была создана Федерация объединений советских писателей, через два года преобразованная в Союз писателей СССР. Впрочем, еще пять лет назад, в 1927 году, прекратилась деятельность всех литературных организаций, кроме РАППа (Российская ассоциация пролетарских писателей), продвигающего линию коммунистической партии. А в начале 1930-х была разработана поэтика и идеология социалистического реализма, литературного направления, в рамках которого отныне должны были работать все советские писатели без исключения. «Попутчики» подвергались гонениям. Так, в декабре 1932 года «Издательство писателей в Ленинграде» по требованию агитпропа расторгло договор с Пастернаком на пятитомное собрание его сочинений. Удалось издать только первый том.

К 1933 году Пастернаку стало ясно, что теперь лишь переводы помогут ему не потерять «формы», а кроме того, избавить семью от безденежья. Оригинальных стихов он почти не писал.

6 марта 1934 года в газете «Известия» выходит небольшая пастернаковская подборка грузинской поэзии. Переводы с языка Сталина литературным начальством приветствуются. Одним из первых Пастернака принимают в новый Союз писателей. Из коммуналки на Волхонке семья Пастернаков въезжает в отдельную квартиру в Лаврушинском переулке. Поэту выделяется писательская дача в поселке Переделкино под Москвой.

Между тем грядет 1937 год, время массовых политических репрессий, жертвами которых стало несколько миллионов человек.

Почти каждый четвертый обитатель писательского поселка был арестован. В майском номере журнала «Октябрь» появилась изобличительная статья Н. Изгоева «Борис Пастернак», где поэт был назван «рафинированным небожителем», оторванным от жизни народа, для которого «нет еще радости в торжестве миллионов». Обвинений в идеализме и аполитичности было тогда вполне достаточно, чтобы оказаться в числе «врагов народа». Пастернак ждал ареста, но его не тронули. Почему – остается загадкой.

31 декабря 1937 года у Пастернака и Зинаиды Николаевны родился сын – Леонид. Денег катастрофически не хватало. Поэт в это время занимался в основном переводами западноевропейской лирики, за которую платили очень мало. И тут ему был сделан новый неожиданный заказ: Мейерхольд предложил Пастернаку перевести шекспировского «Гамлета». Пастернак сразу же согласился.

Противостояние личности и разыгрывающейся вокруг нее драмы – вот главная коллизия шекспировской пьесы для Пастернака, а кроме того, и его собственной жизни. История с ее революционными катаклизмами, властью тиранов и убийц и угодничеством подхалимов представляется ему жерновом, перемалывающим человеческие жизни, – противостоять этому невозможно. Идея жертвенной гибели под натиском истории связана у Пастернака с образом Христа и будет положена в основу его главного прозаического произведения – «Доктор Живаго».

Пастернак начал работу над романом зимой 1945–1946 года. А осенью редакция «Нового мира» попросила у него несколько стихотворений. Пастернак, в свою очередь, сообщил, что работает над романом и готов через год предоставить его для публикации. Договор был заключен, поэту выдали аванс.[1]

В октябре Пастернак зашел в редакцию, где не был почти десять лет. Там он познакомился с Ольгой Всеволодовной Ивинской, героиней его поздней лирики.

«Это был такой требовательный, такой оценивающий, такой мужской взгляд, что ошибиться было невозможно: пришел человек, единственно необходимый мне, тот самый человек, который собственно уже был со мною. И это потрясающее чудо, – пишет Ивинская в книге воспоминаний «В плену времени». – Вернулась я домой в страшном смятении…»

Она работала младшим редактором в отделе поэзии. Ольге было тридцать четыре года, Борису Леонидовичу – пятьдесят шесть. Она была очень красивой – большие светлые глаза, чуть вьющиеся золотистые волосы, изящного сложения; обожала его стихи.

История их отношений растянулась на четырнадцать лет, и лишь смерть Пастернака поставила в ней точку. За эту любовь каждый из них дорого заплатил. С появлением Ольги Ивинской Пастернак вынужден был вести «двойную жизнь» – оставить Зинаиду Николаевну он считал для себя невозможным. На долю Ольги Всеволодовны выпала незавидная участь любовницы и два срока тюремного заключения.

Первый раз ее осудили в 1949 году на 5 лет – за связь с предполагаемым шпионом, а именно Борисом Пастернаком.[2] Пять лет по такому обвинению – срок очень небольшой. Ивинская получила так мало лишь потому, что из нее не смогли выбить никакого компромата на поэта, она все отрицала.

«Ее геройству и выдержке я обязан своей жизнью и тем, что меня в те годы не трогали», – писал Пастернак.

Пока Ивинская отбывала наказание в женской исправительной колонии в Потьме, Пастернак заботился о ее семье – матери и двух детях. Тоской и болью пронизаны строки посвященного Ивинской «Свидания», написанного им во время ее пребывания в Потьме: