– А это не важно, патрон, – улыбнулся Хрисанф. – Пусть Никифор поскорей уезжает, чтобы у нашей нимфы не осталось знакомых в Константинополе. Зато благодаря этому письму мы будем знать почерк Дмитрия Клинца.
Зоил с невольным уважением посмотрел на своего ловкого помощника, который, занимаясь когда-то в монастыре перепиской книг, научился искусно подделывать любой почерк. Теперь, начиная догадываться о намерениях Хрисанфа, Зоил с довольной улыбкой заметил:
– Какая удача, что моя красавица из образованной семьи. Будь она дочерью какого-нибудь безграмотного боярина-домоседа, нам пришлось бы трудней.
– Ошибаешься. Тогда бы мы действовали другим способом – и, может быть, более простым. И вот еще что, патрон. Узнай через своего знакомого тиуна, есть ли у Дмитрия враги в Киеве. Но только не из числа знатных людей, а из каких-нибудь бедняков, бродяг. Чем ничтожней и незаметней – тем лучше.
Зоил, не понимая намерений Хрисанфа, тем не менее серьезно воспринял его просьбу и тут же свернул к дому тиуна.
Пока греки обдумывали, как прочнее сплести сети своих интриг, ни о чем не подозревающая Мария бродила по саду и вполголоса напевала веселую песенку. Душа ее наполнилась ожиданием счастья. Еще ничего не было обещано судьбой, лишь блеснул слабый лучик неведомого сияния, – а она уже мыслями устремилась к нему, словно мотылек, готовый обжечь себе крылья. Маша старательно пыталась вспомнить лица царьградских молодцев и угадать, который из них – влюбленный юноша с красивым именем Гелиодор.
Собрав букетик маленьких весенних цветов, девушка тихо вошла в сени, стараясь скрыть невольно набегающую на лицо улыбку. И вдруг ее неприятно удивили слова отца, обращенные к матери:
– Наверное, надо было сразу отказать греку. Ведь в его словах – половина вранья. Трудно поверить и в робость этого племянника, и в его тайную службу у императора.
Родители не заметили появления Маши, так как она стояла за выступом стены возле входной двери, и продолжали разговор.
– Не хотела бы я принуждать Марусю, – вздохнула Анна. – Вдруг и в самом деле ей понравится этот Гелиодор? Не знаю, каков племянник, но к его дядюшке у меня душа не лежит. Да и страшно отдавать дочь на чужбину. Как вспомню судьбу Евпраксии Всеволодовны…
– Ладно, Аннушка, не тревожься. До осени еще далеко, все можно передумать. Даст Бог, за это время Маруся встретит и полюбит какого-нибудь хорошего парня из русичей.
И тут Мария, решив, что подслушивать дальше нехорошо, вышла к родителям и с легкой укоризной спросила:
– Вы не меня ли обсуждаете? Так, может, и мне следует знать, какие у вас опасения?
Анна промолчала, а Дмитрий строго и одновременно ласково обратился к дочери:
– Опасение у нас насчет тебя одно: боимся, что ты можешь ошибиться и стать несчастной.
– Вы боитесь, что я могу полюбить этого молодого грека… Гелиодора? – прямо спросила Мария.
– Мы боимся, потому что совсем не знаем этого юношу, – ответила мать. – А его дядюшка нам не очень понравился. Хотелось бы, чтоб ты выбрала жениха из хорошей, честной семьи, пусть даже простой.
– Такого, как Рагуйло, да? – усмехнулась Мария. – Но я же вам уже говорила, что среди ваших знакомых нет моего суженого, нет! Я же в этом не виновата.
– Ты слишком занеслась, Мария, – сурово сказал отец. – Не любишь ты простую жизнь и простые дела. Мать у тебя вот хоть и боярского рода, а не избегает за всем хозяйством следить, да и сама нередко утверждает локти на веретено. Ты же у нас не хочешь ценить того, что рядом, а рвешься неведомо куда. Забыла поговорку, что с большой высоты больно и падать? – Дмитрий повернулся к жене. – Наверное, зря мы ей с детства твердили, что она красавица.
– Может, и зря, – вздохнула Анна. – Но я хотела, чтобы девочка знала о своей красоте и была в себе уверена. Сама-то я в молодости много настрадалась оттого, что не могла себя оценить. Может быть, Маша и стала слишком своевольной. Но зато никому не удастся сделать из нее сумасшедшую уродину, как из меня чуть было не сделала моя мачеха Завида.
В уголках губ Анны появилась горькая складка, и Дмитрий вдруг шагнул к жене, порывистым движением обнял ее и тихо сказал:
– Ну, полно тебе, лада моя. Не вспоминай о плохом. Ты росла без матери, а потому хотела, чтобы наши дети не имели недостатка в материнской ласке. Но боюсь, что Марию мы все-таки слишком избаловали и захвалили.
– Ты неправильно думаешь, отец, – возразила Мария. – Я не стала ни заносчивой, ни слишком гордой. Просто мне хочется так же сильно полюбить, как вы с матушкой когда-то полюбили друг друга. И я не пытаюсь высоко взлететь. Мой суженый вполне может оказаться человеком простого звания, как ты был в молодости. Но он должен быть таким же умным, сильным и смелым. А если не встречу такого – лучше останусь одна. Или уйду в монастырь, как Ульяница.
Высказав все это, девушка резко повернулась и вышла из дома в сад. Родители вначале растерянно посмотрели ей вслед, а потом взглянули друг на друга и улыбнулись.
– Нет, все-таки я не жалею, что баловала Машу, – сказала Анна. – Ведь совсем не плохая девушка из нее получилась.