– Я стала искать тех, кто мог помочь мне… научить правильно обращаться с силой, развить её… хотя бы для самозащиты. Я ходила на тренировки, училась, постигала, читала всё, что только можно было достать в Беспутном квартале и Франской империи. Изучала артефакторику… отчего-то она давалась мне легче прочих наук. И как только представилась возможность, стала продавать изготовленные мною артефакты. Ушла из дома утех, потому что не хватало ни времени, ни сил на все занятия сразу. Однажды вечером я возвращалась с тренировки… шёл сильный дождь, на улицах ни души… и в двух домах от своего увидела девушку. Она лежала без чувств прямо на мостовой, мокрая, грязная и исхлёстанная струями дождя.
Босая, полуобнажённая, едва прикрытая белёсыми, жёсткими на ощупь лохмами, которые я приняла за изорванную в клочья одежду.
– Поначалу я решила было, что она мертва, однако девушка дышала, хотя и не приходила в себя. Не знаю, как только мне сил хватило дотащить её до своего дома. Мои соседки из тех, кто в тот вечер не работал, в ужас пришли, когда её увидели. Говорили, что я совсем ума лишилась, коли на улице неизвестные тела подбираю, что этак и до неприятностей недалеко. Кто эта девушка, как она оказалась на улице в виде, неприглядном даже для беспутниц? А я просто не смогла её там оставить, одну, совершенно беззащитную. Дождь закончился бы рано или поздно… и её нашли бы. Дом утех рядом, улица не самая малолюдная. Что с нею стало бы?
Подобно змеям настоящим, змеерожденные время от времени меняют кожу, сбрасывая старую, словно износившееся платье. Но делают это в тиши и уединении надёжных убежищ, где их никто не побеспокоит, никто не тронет.
– Я устроила её в нашей с Мирой комнате, выхаживала как могла. К счастью, уже наутро Илзе очнулась…
– Значит, поэтому…
– Что – поэтому?
– Поэтому она заботится о тебе. Мне не доводилось видеть, чтобы один взрослый человек так заботился о другом, не приходившимся ему ни близким родственником, ни возлюбленным.
– Тоже полагаешь, что я ума лишилась, помогая первой встречной?
– Нет. Но такая щедрость сердца нечасто встречается, – Стефан умолкает и не сразу заговаривает вновь. – Она рассказала, что с ней случилось?
– Была молода, глупа и беспечна, – от прямого ответа я уклоняюсь, это не моя тайна, чтобы говорить о ней. – Когда Илзе достаточно окрепла, то покинула наш дом, но связь между нами не разорвалась. Она поддерживала меня, когда мы с Гретой создавали обитель заблудших женских душ. В те суетливые месяцы, занятые сначала поисками места, затем получением разрешения, едва ли остались люди, которые не сочли бы своим долгом сказать нам, что мы, две обезумевшие женщины, лезем туда, куда не следует. Что судьбы женщин, оказывающихся на улице, не должны нас заботить, что они сами избрали свой путь и на всё воля Четырёх, что подобные вещи вовсе не нашего слабого ума дело. Пусть эти несчастные остаются на улицах, пусть идут хоть в Беспутный квартал, хоть в Бедный, хоть в объятия Айгина Благодатного. Кого волнует, что с ними станет? Каждый, кто узнавал о нашем плане, переспрашивал по несколько раз кряду, зачем нам эта тягость, неужто у нас иных забот нет, более подобающих честным добродетельным арайнэ? Всё равно всем не помочь, ежедневно на улицах будут появляться всё новые и новые несчастные, горожанки и приехавшие из других краёв, совсем юные и почтенных лет, с детьми и без. На крайний случай есть храмы, монастырские приюты и благотворительные собрания, вот пусть они и заботятся о бедных и заблудших… разве не в том их долг? Илзе не отговаривала, не выступала против, но поддержала словом и делом.