Суженая императора (СИ)

– Во внутренние покои сложнее попасть незамеченным, доступ в них дозволен лишь немногим, – поясняет Шеритта, и я проглатываю замечание, что в императорском понимании немногие – это куда больше людей, чем можно предположить с точки зрения что безопасности, что здравого смысла. – И покои императрицы соединены короткой галереей с покоями императора, дабы он мог посещать супругу, не ставя в известность весь двор.

– Хорошо. А… – я бросаю настороженный взгляд на Брендетту и снова понижаю повышенный было голос. – А детская?

Не хочу опять расставаться надолго с дочерью, не видеть моё сердечко ни разу за день, не слышать звонкого её голосочка, однако разлука неизбежна, если она останется у четы Бромли или вернётся в эти комнаты, в то время как я переберусь в покои императрицы.

– Нет ещё. Однажды фрайнэ Аурелия решила было, будто… но те чаяния не оправдались. Поэтому к детской никто не прикасался с тех самых пор, как Стефан был не старше Миреллы.

Я знаком показываю Илзе, что нам пора, и она подаёт мне тёплую меховую накидку. Галерея, соединявшая дворец с храмом, открытая, пусть и выходит в один из внутренних дворов, да и в самой храмовой зале, не отапливаемой и не освещаемой огнёвками, хватает сквозняков. Мы покидаем покои, Шеритта и Брендетта занимают места за моей спиной. Теперь я знаю дорогу и могу без подсказок дойти до храма и трапезной, но мне всё равно неуютно, беспокойно, точно в первый раз. Заставляю себя идти степенно, не слишком быстро и не чересчур медленно, высоко подняв голову и кивая встречающимся придворным. Они не видели меня почти две недели и нынче приглядываются сильнее обычного, выискивают свидетельства тяжести моего недомогания. Пытаются понять, не изменилось ли что-то, о чём они должны всенепременно узнать, гадают, не врут ли слухи, будто и четвёртая суженая чуть было в объятия Айгина Благодатного не сошла, да не по воле божьей, а по человеческой. Я же стараюсь смотреть, но не присматриваться, приветствовать, но не думать, мог ли здоровающийся со мною человек иметь отношение к яду в напитке. Даже с учётом уже уехавших фрайнов, людей при дворе всё равно остаётся более чем достаточно и нельзя подозревать каждого из них.

Бессмысленно и бесполезно.

Их слишком много и у любого может быть мотив.

А может и не быть.

Зато велика вероятность мне сойти с ума от подозрений беспочвенных, разъедающих ржавчиной, но ни на шаг не приближающих к личности истинного отравителя.

Подле входа в храм замерли несколько фрайнов и фрайнэ, негромко беседующих между собою. Едва мы, миновав галерею, равняемся с ними, как один из мужчин поворачивается ко мне, кланяется.

– Фрайнэ Астра.

Киваю мимолётно, улыбаюсь сдержанно, как делаю обычно. Лицо мужчины незнакомо, имя неизвестно и я, не останавливаясь, пытаюсь пройти мимо, но тот ловко преграждает мне путь, кланяется снова, не столько почтительно, сколько настойчиво. Люди за спиной мужчины умолкают, смотрят на меня с выжидающим любопытством.

– Сколь вижу, вы меня не помните… неудивительно, столько лет минуло, да и встречались мы лишь раз. Фрайн Соррен Элиас.

Продолжаю улыбаться, хотя и чувствую, как улыбка эта застывает на губах измученным оскалом. Узнаю одну из дам в компании, склонившую голову в ответ на мой взгляд.

Мадалин.

Глава 14

Мадалин невозмутимо улыбается в ответ той лёгкой скользящей улыбкой, что с равным успехом может означать и сотни оттенков мыслей и чувств, и ничего в частности. Она держится немного в стороне, словно готовая в любой момент отступить в тень, исчезнуть за спинами собравшихся, точно дух-беспокойник, привидевшийся в сумрачном коридоре. Не без усилий я заставляю себя отвести от неё взгляд и сосредоточить своё внимание на фрайне Соррене Элиасе.

Он младший брат нынешнего главы рода и входил в свиту Стефана, сопровождавшую императора в той поездке по стране. Разумеется, я его не помню, да и с чего бы? Для меня он лишь один из безликих силуэтов, замеченных мною мимолётно на приёме в замке фрайна Люиса.

Фрайн Соррен Элиас старше Стефана и выше ростом. Черты лица его остры, в чёрных, чуть вьющихся волосах мелькает серебро седины. Взор цепок, пристален и светлые, то ли мглисто-серые, то ли водянисто-голубые глаза полны холодного любопытства, скупой оценки и мгновенного просчёта возможностей. Он изучает меня, делает выводы, решает, сгодится ли эта новенькая суженая на что-то полезное или участь её будет столь же незавидна, как у её предшественниц? Считать ли её фигурой весомой, обладающей связями, властью и влиянием, или она всего-навсего очередная пустышка, бабочка-однодневка и отмеряно ей не больше, чем той бабочке?

– Фрайн Элиас, – произношу в знак приветствия. – Наслышана о вашей утрате и скорблю вместе с вами и всем славным родом Элиас. Да будет покой вашего отца в объятиях Айгина Благодатного безмятежен и вечен.

Ложь на диво легко срывается с моих губ. Фальшивые слова без капли искреннего сожаления звучат так непринуждённо, будто я всю жизнь только и делала, что заверяла незнакомых людей в своих чувствах, коих не испытывала на деле.