Суженая императора (СИ)

Блейк, сам незаконный сын рода Рейни, явно неспособный обойтись без того, чтобы во время визита ко мне не сделать замечание Илзе?

Чрезмерно угодливый фрайн Витанский, отчаявшийся устроить дочь на почётное место?

Кто-то из бесчисленных Элиасов, чья дева жребия уже ступила под сень монастырского крова?

Фрайнэ Жиллес, едва ли готовая принять безропотно поражение, ссылку и понимание, что трёх супруг императора она пережила и пережевала, но обломала зубы о четвёртую?

Рассветники, для которых само моё присутствие подле императора – неслыханная дерзость и оскорбление, а то и пренебрежение заветами о чистоте крови и борьбе с ядом Хар-Асана?

Закатникам я если и нужна, то живой…

Все остальные, чтущие строго свои интересы, верные им, будто монахи данным Четырём обетам?

Много, слишком много вокруг яда, что во стократ хуже того, что течёт в моих жилах.

Глава 13

– Откуда ты знаешь арайнэ Илзе?

Вопрос несколько неожиданный, до недавнего времени я полагала, что Стефан обращает на мою компаньонку внимания не больше, чем на служанок, прибирающихся в покоях. Медлю, решая, с какого момента лучше начать и что из моего прошлого Стефану стоит знать.

– У людей, впервые оказавшихся в столице, не имеющих ни звонких монет в достатке, ни родственников или надёжных друзей, два пути – в Бедный квартал или в… Беспутный. Так уж распорядились боги, что я пошла в Беспутный.

Бледное пламя в камине едва трепещет, едва теплится на поленьях и угасает постепенно. С каждым слабым его, дрожащим, будто нервным движением спальня всё больше погружается в тяжёлый сумрак, что смыкается вокруг кровати тёмной завесой. Я лежу подле Стефана, он осторожно обнимает меня одной рукой, и я не тороплюсь подниматься, чтобы в последних отблесках посмотреть ему в лицо, попытаться понять по выражению, о чём он думает.

– Я слышала, что таким, как я, туда самая дорога. Денег почти не осталось, ничего ценного, пригодного для продажи у меня не было. Я зашла в первую попавшуюся питейную, взяла на последнюю монету кружку самого дешёвого эля и просидела там полночи за дальним столиком, с Миреллой на руках. На меня оглядывались, куда без этого… но не подходили.

Я ждала, что кто-то да предложит мне денег, как обычной уличной девке, и даже готовилась ответить так, чтобы у этого человека всякое желание пропало тащить меня куда-либо, в ближайшую подворотню ли, в съёмную комнату. Уже позже я узнала, что в Беспутном квартале женщины продавали себя лишь в домах утех, торговля удовольствиями вне их стен запрещена и беспутницу, рискнувшую выйти на улицу ради заработка, ожидало строгое наказание.

– Наконец к нам всё-таки подошёл хозяин той питейной. Сказал, что я пугаю его посетителей, и спросил, чего мне надо и не продаю ли я что-то незаконное. Я ответила, что ищу честный заработок и крышу над головой для себя и дочери. Он отправил меня в другую, где меня согласились взять поломойкой, несмотря на ребёнка. Следующие несколько месяцев я драила и скоблила полы, столы и все поверхности в этой питейной за горсть мелких монет и угол на чердаке, где ютились мы с Мирой и другие служанки.

Стефан вздыхает. Я догадываюсь, что он пытается вообразить, каково это – жить и работать в условиях, виденных им разве что мельком во время визитов в Беспутный квартал.

– Я многое узнала за время, проведённое в этой питейной. О смесках и отравленной крови, о скрывающихся и об услугах колдунов, оказываемых вне поля зрения ока Заката. Вскоре оттуда я ушла, – медлю снова и всё же продолжаю: – В дом утех.

Рука на моём плече напрягается ощутимо.

– В дом утех? – повторяет Стефан недоверчиво, мрачно, с каплей надежды, что ослышался.

– Даже такие дома нуждаются в обслуге, что будет ежедневно приводить его в надлежащий вид. В этом доме было несколько женщин с маленькими детьми, они вскладчину снимали комнаты в соседнем здании и по очереди присматривали за малышами, пока остальные работали. Ты удивишься, но не все из них были беспутницами.

Я не уточняю, сколько раз получала предложения сменить низкий род деятельности, за который платили сущие гроши, на тот, что приносил несравненно больший доход. Я могла бы согласиться – никому до меня не было дела, никто бы меня не осудил, – но всякий раз я отказывала. С течением времени, когда та пора осталась позади, я поняла, что отнюдь не примесь пресловутой благородной крови удержала меня от этого шага, не высокие моральные принципы, не внутренний протест, не позволяющий ложиться с чужими мужчинами за деньги. Легко говорить, что я бы не смогла, никогда, ни за что, уж лучше сразу в объятия Айгина Благодатного, когда в действительности ты далека от подобного выбора, когда ты не влачишь жалкое существование в полушаге от улицы, когда твой ребёнок сыт, одет и живёт в тепле и достатке. Наверное, сложись всё иначе и однажды я согласилась бы. Смирилась бы, стиснула зубы и сделала всё, чтобы выжить – и чтобы выжила моя дочь. Но у меня было моё проклятье, обернувшееся вдруг даром, моя отравленная кровь и желание исследовать силу, сокрытую во мне.