Суженая императора (СИ)

Следующие несколько дней моя жизнь подчинена расписанию, утомительному в своей однообразности, серому, словно затянутые облаками небеса за окном. Каждое утро я поднимаюсь, прохожу через практически церемониальный ритуал утреннего туалета и в сопровождении Шеритты иду на благодарение. Затем храм сменяется трапезной и долгим завтраком. После я возвращаюсь к себе и ожидаю прихода портних и белошвеек, торопящихся закончить работу над гардеробом суженой императора. Кроме мастериц, покои наводняют люди, которым вскоре предстоит начать учить Миреллу. До недавнего времени моя дочь посещала только храмовую школу в Университетском квартале, где за умеренный ежемесячный взнос мальчиков и девочек учили письму, чтению, счёту и другим основам. Когда Мирелла станет постарше, я планировала подыскать учебное заведение посолиднее, где дочь сможет углублённо изучить более серьёзные науки, хотя и понимала, что во Франской империи выбор для девочек невелик. Храмовые школы, платные и бесплатные, смотря по тому, при каком храме и где он находился, обучение домашнее или в монастыре, если у семьи хватало денег для внесения регулярных плат, – вот и весь путь.

Теперь же Миреллу ожидают учителя, которые будут заниматься только с нею, своя классная комната и собственное расписание уроков. Мне ещё предстоит разузнать, что именно будут преподавать Мирелле, и внести свои коррективы, обсудить нюансы. Меньше всего мне хочется, чтобы дочь не знала ничего, кроме вышивки, танцев и игры на музыкальных инструментах. Шеритта сетует, что её младшая дочь уже слишком большая, чтобы быть Мирелле компаньонкой и подругой и учиться вместе с нею, и я соглашаюсь с фрайнэ Бромли. В храмовой школе Мирелла общалась с ровесниками, дружила с другими девочками её возраста, но с кем ей играть здесь, в огромном дворце, где из детей лишь кухонные слуги да пажи?

Первые дни Шеритта внимательно присматривается к моей девочке, будто выискивает в Мирелле фамильные черты, сходство с её отцом. Она и впрямь не говорит мне ни одного недозволенного, оскорбительного слова, ни единого намёка или двусмысленности, точно всегда знала о существовании незаконной племянницы и не видела в том ничего предосудительного. Она не навязывается Мирелле, не подчёркивает, что она и моя дочь соединены узами родства, пусть и не самого близкого, не лебезит перед первенцем императора, но обращается с нею так, как должно обращаться с ребёнком фрайна, стоящего выше по положению. Шеритта рассказывает всё, что знает сама, о столичном дворце и других императорских резиденциях, о придворных и регулярных разъездах, о здешних привычках, нравах и обычаях. Фрайнэ Бромли не делает замечаний, ни когда застаёт меня за схемами и заготовками, ни когда видит, как Илзе возится с Миреллой и беседует со мною. Она не задаёт ни мне, ни Илзе лишних вопросов, не касается нашего происхождения, не настаивает, что если не мне, то такой, как Илзе, уж точно не место в покоях императорской суженой.

За визитами, обсуждениями, примерками и уточнениями проходит день. Иногда мне удаётся самой погулять с Миреллой, но чаще она убегает в компании Илзе. Чем скорее дни сменяют друг друга, тем больше людей видят Миреллу, уверена, если не господам, то слугам уже известно всё. Однако добавить к зеленеющей кроне первопрестольного древа новый листик труднее, нежели поставить подле него смеска, и потому все видят Миреллу, многие или знают, или догадываются, что она моя дочь, но о публичном признании речи пока нет.

Вечер теряется за ещё более долгим ужином. Шеритта надёжно ограждает меня от ненужных разговоров с придворными – я и двор ежедневно видим друг друга, присматриваемся друг к другу с мрачной настороженностью, но обмениваемся лишь приветствиями да положенными любезностями. Благодаря фрайнэ Бромли не сталкиваюсь я и с просителями, письменные послания от них не добираются до моих рук, и никто пока не решается обратиться ко мне с глазу на глаз.

По моей просьбе Илзе словно невзначай расспрашивает слуг и приносит весть, что фрайнэ Жиллес покинула двор сразу после оглашения. Причины спешного отъезда Мадалин разнятся – кто-то считает, что таков приказ императора, негоже, дескать, фаворитке глаза молодой суженой мозолить, а кто-то полагает, будто уехала фрайнэ Жиллес по собственному почину. Мы со Стефаном встречаемся каждое утро и каждый вечер, всегда на людях, всегда под десятками перекрёстных взглядов, однако бесед не ведём и говорим друг другу не больше, чем слышат от меня придворные. Он не наносит визитов в мои покои и не упоминает об исполнении долга, лишь иногда заходит проведать Миреллу.

Местом первого публичного появления государевой суженой традиционно избран главный столичный храм Четырёх. Демонстрация набожности будущей императрицы издавна полагается благоприятно влияющей на умы и сердца подданных, производящей нужное, правильное впечатление, а что может быть важнее своевременно произведённого правильного впечатления? Ведь ежели что не так пойдёт, то ничего уж не исправишь, как ни старайся.