Суженая императора (СИ)

– Верена была худшим выбором после Кассианы. Но Стефан был в отчаянии и добрых советов не слушался, даже моих. Порой мне казалось, он остановил свой выбор на Верене просто от противного. Она была южанка, за ней не стоял влиятельный и честолюбивый род, она всего боялась и не осмеливалась лишний раз глаза на него поднять. Впрочем, беременеть немедля она тоже не спешила. Сейчас-то понятно, почему, однако тогда теории строились разные…

– Элиасы, уже однажды вкусившие давнюю свою мечту, отступать не намеревались. И впрямь, одной мёртвой женой больше, одной меньше, какая нынче разница? Где две, там и три, верно? – я даже не пытаюсь скрыть яд злого сарказма в голосе, клокочущего гнева на этих людей, пускавших ни в чём не повинных девушек в расход, будто несчастные больны неизлечимо и проще их добить поскорее, дабы не возиться с ними долго. – Что они сотворили с Вереной? Запугали

бедную девочку так, что та предпочла против заветов Четырёх пойти, грехом несмываемым себя покрыть? Вы были старшей дамой в её свите, а кроме вас там наверняка была стайка таких же, как Верена, девочек, охотно разносивших слухи и сплетни и понимавших не больше своей юной госпожи. И некому было её успокоить, поддержать, помочь… Её нашли утром, одну… значит, накануне она отослала всех дам и ночью с нею никого не было, никто не мог ей помешать. Это вы снова дали яд невинной девушке, намекнули, каким образом она может скрыться от трудностей новой жизни, и тем самым обрекли её на верную погибель? Растолковали бедняжке, что боли не будет, она просто уснёт и никогда больше не проснётся?

– Яд дала не я, – Мадалин и бровью не ведёт в ответ на мою яростную тираду, твёрдая, непоколебимая как каменные стены вокруг. – Но я могу сказать, кто дал. И кто добавил яд в кувшин с вашим питьём тоже.

– Но зачем травить фрайнэ Астру? – Шеритта бледна, сжимает в ладони медальон со знаками Четырёх, высвобожденный из-под расстёгнутого плаща. – Она мать первенца Его императорского величества и раз так, то…

– Кто тогда о том знал? Невесть откуда взявшаяся фрайнэ, истинная суженая, предназначенная императору самими богами? Девица уже не слишком юная, сомнительного происхождения, с явно незаконным ребёнком? Кто бы поверил, что ребёнок этот – Стефана? Она ведь даже не похожа на него, ни одной отцовской черты. Как вообще возможно, чтобы сын первопрестольного древа вот так запросто обрюхатил первую попавшуюся селянку? Для чего тогда все ограничения и рамки, добровольно принятые его предками, все традиции и даже законы, если достаточно привести в любой храм приглянувшееся хорошенькое личико, обменяться клятвами и тут же зачать наследника в ближайшем стогу? Вы сами только что сказали, Астра, где одна мёртвая жена, там и другая. А вы ещё и не жена… всё можно было исправить, заменить одну суженую на другую, пока не поздно. Стефану пришлось бы смириться – и обвенчаться с другой в самое ближайшее время.

– С кем? – говорить как должно не получается, лишь цедить сквозь стиснутые зубы. – С спешно вырванной из божьей обители Нарциссой?

– Хоть бы и с ней. Или пятый выбор провели бы, отчего нет? Прошлая четвёрка подобралась – насмешка богов, не иначе. Но у Асфоделии и девы запада шансов не было ни единого, а возвышать Витанских император не стал бы… риск слишком велик… ох уж это извечное соперничество сторон, севера и юга, запада и востока, – Мадалин разводит руками. – А тут вы, дева без стороны света, избранная не жребием, с приблудным ребёнком, которого быть не должно. И Благодатных ради, фрайнэ Бромли, снимите, наконец, ваш плащ и присядьте, пока вас удар ненароком не хватил.

Я бросаюсь к покачивающейся Шеритте, несмотря на вялое сопротивление и обрывки возражений, помогаю ей снять тяжёлую верхнюю одежду, усаживаю в кресло матери-настоятельницы и оглядываю кабинет. Нахожу столик с двумя кувшинами и простыми чашами, наливаю в одну из них воды – во втором кувшине обнаруживается вино, сладкое, пахнущее ягодами, – и подаю Шеритте.

– Выпейте.

– Нет… я не… ох…

– Выпейте, фрайнэ Бромли, – настаиваю я и подношу чашу к бескровным губам.

Убедившись, что Шеритта сделала несколько судорожных глотков, ставлю чашу на край письменного стола и тянусь к огнёвке подле него, дабы немного приглушить свет и уменьшить степень обогрева. Замечаю краем глаза, как Мадалин наклоняется, подбирает что-то с пола и выпрямляется.

– Надо же, Стефан так заботлив, так беспокоится о вас, – произносит она насмешливо, и я догадываюсь, что в её руках. – Даже Аурелии он никогда не писал записок…

Должно быть, послание выпало из кармана плаща, когда я вешала его на спинку. Усмешка вдруг исчезает, Мадалин заново, внимательнее, пробегает глазами по убористым строчкам и наконец смотрит на меня пристально, с новым интересом.

– О, так вы беременны.

Глава 26