Супружеская жизнь

Вот что Аримура собирался сказать своему подчинённому Кусуноки, но тот слишком молод ему этого не понять.

НОВЕЛЛА ПЯТАЯ САЛЬДО СУПРУЖЕСКОЙ ЖИЗНИ

1

Из ворот крематория выехали две машины. В них сидели Тамура и родственники. Вечерело. Холодное зимнее солнце покидало соломенные крыши деревенских домов и вершины серебристых деревьев.

Тамура подумал: «Опять темнеет, скоро наступит вечер, а жены больше нет».

Прах жены, завёрнутый в белую ткань, лежал на коленях у него.

— Микио-сан, не убивайся. Ещё не хватало тебе слечь, — шепнула ему сидевшая рядом Фусаэ, его старшая сестра.

Фусаэ, как и Тамура, уже несколько лет жила в Токио, но с родственниками всегда разговаривала по-деревенски.

— Сато-сан, верно, сама радовалась, умираючи. Сколько хлопот тебе принесла. — Шёпот сестры перешёл в шипение: — Сам небось рад?.. Гора с плеч свалилась!..

— Поди целый год с ней маялся. Вот уж обуза, так обуза! Ты молчи, молчи — я знаю, что говорю…

Сестра говорила так, точно сделала великое открытие в его душе и радуется, что это открытие подтвердило её мнение.

Тамуре слова сестры показались неуместными, он с досадой отвернулся и закрыл глаза.

Машина не отапливалась. Его ноги, от ступней до колен, медленно стыли.

Похороны начались пять часов назад в буддийском храме Готокудзи. Здесь собрались чуть ли не все родственники Тамуры и некоторые сослуживцы. Приехали из деревни брат Сатоко с женой.

Часто мигая маленькими глазками, Тамура обошёл сослуживцев и вполголоса поблагодарил за сочувствие к его горю.

Но в душе он не чувствовал ни сожаления, ни горечи. Душа его оставалась холодной, как зимнее солнце.

Если б Тамура на миг стянул с лица холодную непроницаемую маску, из-под неё брызнула бы радость: как-никак смерть жены была освобождением от забот, от расходов.

Женился Тамура три года назад, по сватовству. До тридцати трёх лет он оставался холостяком и уже не мечтал о женитьбе. В ту пору он как раз окончил вечернее отделение коммерческого института и с большим трудом устроился на работу в районную мэрию. Его мучило сознание собственной неполноценности: и образование у него хуже, чем у других, и собой он хуже других.

В обеденный перерыв служащие мэрии собирались в кружок возле железной печурки и болтали о женщинах. Тамура в этих разговорах не принимал участия. Он садился в стороне, но с жадностью слушал эти вечно повторяющиеся рассказы о знакомствах и победах над женщинами.

Ничем подобным Тамура похвастать не мог. С таким-то ростом? С таким-го лицом? Да от него любая женщина сбежит, не только не полюбит, близко не подпустит.

В дни получки тайком от сослуживцев Тамура отправлялся на Синдзюку, выпивал чашечку-другую сакэ и, приободрённый, покупал женщину. Об этом он не рассказывал никому, хранил в глубокой тайне.

Однажды в какой-то дешёвой гостинице женщина лет сорока, сердито запахнув халат, рассмеялась ему в лицо:

— Куда ты годишься! Погляди на себя!

Её слова больно укололи его.

Порою в мэрию заходили девушки по какому-нибудь делу. К Тамуре они никогда не обращались, всегда выбирали других служащих.

Так и текла жизнь Тамуры до тридцати трёх лет. А потом сестра Фусаэ нашла ему невесту — какую-то деревенскую девушку. На фотографии Тамура увидел маленькое некрасивое лицо, похожее на его собственное.

Это была Сатоко.

2

После свадьбы Тамура и Сатоко сняли однокомнатную квартиру в большом многоэтажном доме. Сатоко никак не могла привыкнуть к городской жизни и всюду — в коридоре, на лестнице — избегала встреч с соседями. Тамуру это раздражало.

— Что ты от них прячешься? Съедят они тебя, что ли? — с раздражением упрекал он жену.

— Ах, я так плохо говорю по-токийски, — конфузливо отвечала Сатоко.

Тамура ещё пуще злился. Жена своим видом и поведением напоминала ему его самого в те дни, когда он только-только поселился в Токио. Тогда он тоже стыдился своего деревенского наречия и избегал людей. Тамура не любил вспоминать то время и в такие минуты люто ненавидел жену.

На свадьбу Тамура не позвал никого из сослуживцев, а после свадьбы избегал всяких бесед с ними.

— Эээ… говорят, ты женился?.. И хорошенькая у тебя жена? — ехидно спрашивали в мэрии.

Лицо у Тамуры вытягивалось, глазки в глубине стёкол судорожно мигали, и он зло отвечал:

— Ничего… не хуже других…

А жену, опасаясь насмешек, ещё упорней прятал от людей.

Разумеется, никакой любви он к жене не испытывал. На брак он вообще глядел только с точки зрения выгоды: жена занимается хозяйством, ухаживает за мужем, удовлетворяет его желания. Он считал, что совместная жизнь мужчины и женщины взаимно выгодна. Так относились к браку все жители деревни, откуда Тамура был родом. И десять лет жизни в Токио ничуть не повлияли на его взгляды.

На работе Тамура считался тихоней, но дома он давал себе волю и покрикивал на жену за малейший промах.

— Увалень бестолковый!.. — говорил он жене и с досадой отворачивался, словно хотел сказать: «Кормлю дармоедку!»