Так же смотрел на брак и Тамура… Он рассуждал просто: раз муж содержит жену, жена обязана заниматься хозяйством, заботиться о муже. Вот что такое супружеская любовь!
И вдруг всё рухнуло — Сатоко заболела.
Правда, Тамура жалел её, но при этом постоянно помнил, какие он несёт убытки. Да, прямо надо сказать, с браком ему на редкость не повезло!
Деньгами страховки Тамура расплатился за больницу и лекарства, но пришлось немного добавить своих.
«Нет, мой брак — явный проигрыш!» — с досадой думал он, шагая из больницы домой.
Да, он просчитался. Женитьба на Сатоко принесла ему только убытки, больше ничего.
Вернувшись с похорон, Тамура долго молча сидел за столом, вспоминая жену. Комната ещё хранила её запах, хотя родственники унесли все её вещи и одежду, — как-никак Сатоко прожила здесь чуть ли не три года. Теперь из её вещей оставались только хаси, пиала и дешёвая школьная тетрадка, в которую она записывала хозяйственные расходы.
От нечего делать Тамура порой листал эту тетрадку, просматривал колонки цифр, названия продуктов, написанные рукой жены.
Иногда к нему заглядывала сестра Фусаэ. Она проклинала родственников Сатоко, утащивших её вещи, и как бы невзначай спрашивала:
— Ты не надумал жениться?
— Хватит с меня одного раза! — ядовито отвечал Тамура.
Однажды он случайно нашёл в шкафу фуросики жены. Он развернул его. Там лежали умывальные принадлежности, иголки, нитки и какой-то потрёпанный листок почтовой бумаги.
Справа в углу листка была нарисована заснеженная хижина. Тамура с минуту разглядывал эту картинку, потом машинально развернул листок и сразу узнал почерк жены: чуть кривобокие иероглифы, такие же, как в тетрадке. Расправив листок на коленях, Тамура пробежал его глазами.
«Я неизлечима…» — выхватил он кусок какой-то фразы и стал читать сначала.
«…Врач говорит: «В конце года вас выпишут». Это неправда.
«Каждый день я мысленно прошу мужа простить меня за всё то горе, которое я ему причинила… за все расходы, в которые я его ввергла…»
«Если я выздоровею, я сделаю для него даже невозможное. Но, увы, я не выздоровею, я умру его должницей…»
«Лёжа в больнице, я всё думаю: как ты там один готовишь, стираешь, и места себе не нахожу…»
«Мне бы так хотелось сказать тебе что-нибудь утешительное, но мне не хватает слов…»
«Я прошу всех богов, я прошу Будду: пусть моя болезнь избавит тебя от всех болезней, какие тебе суждены. Пусть мне будет во сто раз больнее, лишь бы ты не испытал боли…»
«Больше я ничего не могу для тебя сделать. Но и такой малости я рада — всё же мы муж и жена…»
На этом письмо обрывалось.
Тамура сложил листок и долго сидел молча, закрыв глаза. Впервые в жизни в его сердце шевельнулось раскаяние. И он тихо прошептал: «Сатоко!..»
НОВЕЛЛА ШЕСТАЯ
Митико-тян!
Вчера в храме Готокудзи во время чайной церемонии я случайно встретилась с твоей мамой — мы с ней не виделись около года — и узнала от неё радостную новость. По правде говоря, я была ошеломлена; я ведь всё ещё считала тебя девочкой, я так и называла тебя «маленькая кузина». Поздравляю тебя, милая!
Надеюсь, ты не сердишься за «маленькую кузину», ведь ты в самом деле самая маленькая из всех моих кузин и кузенов, а во-вторых, когда мы учились в школе, я была в шестом классе, а ты — первоклашкой, такая смешная девчурка, коротко остриженная, с двумя большими белыми бантами. И вдруг эта девчурка выходит замуж — как тут не удивиться? Мне кажется, только вчера я тебя водила за ручку в школу, помогала делать уроки.
После чайной церемонии мы с твоей мамой снова встретились у ворот, и она сказала:
— Норико-сан, прошу вас, поговорите с Митико, вы старше её, опытнее. Я — человек другого поколения, мне это сделать гораздо труднее, а вы почти ровесницы. Митико, кстати, сама собиралась к вам зайти. Я очень на вас надеюсь…
Не скрою, мне это польстило. Я ответила, что, разумеется, если Мити-тян обратится ко мне, то я непременно… всей душой… и так далее. Помогала же я ей когда-то делать школьные задания. Почему же теперь не помочь? Как-никак у меня перед ней преимущество в возрасте.
Но семейная жизнь — не школьная задачка.
Я долго думала, что тебе сказать. Потом решила: напишу-ка письмо о себе; о том, с какими трудностями мне пришлось столкнуться самой, сколько я думала, прежде чем меня осенило. (Видишь, я уже заговорила, как священник.)
Но, ради всего святого, как только прочтёшь — сожги письмо. Я пишу тут много лишнего, для ясности. И из сказанного вовсе не следует, что я несчастна. Наоборот. Я очень довольна своей теперешней жизнью и своим мужем.
Первое, о чём, как мне кажется, забывают все влюблённые девушки, выходя замуж, — это то, что они выбирают спутника на всю жизнь. Пишу и вижу на твоём лице недоумение: зачем Норико мне излагает прописные истины? Но ты не удивляйся, а читай дальше.