— Так убиться можно!
— А тебе-то что, если и убьюсь? — Петер взглянул на девушку.
Он просто хотел испытать ее, и она поняла это.
— Ты бы обо мне так думал, как я о тебе…
Слово за слово, и, точно завороженные, они пошли рука к руке. И там, где тропинка была у́же всего, недалеко от дома Кошана, под покровом темноты, они прильнули друг к другу. Петер весь пылал, не выпуская девушку из своих объятий. Проснулся ли в нем мужчина, или это была любовь?
— Приходи к нам, — сказала на прощанье Милка.
Несколько дней Петер ходил как потерянный. Все его чувства пришли в волнение. Бессонные ночи и мысли, осаждавшие его за работой, утвердили его во мнении, что ему пора жениться и что женой его будет Милка. В последние дни он так свыкся с этой мыслью, что уже живо рисовал будущее, начиная с женитьбы. Он не любил менять своих решений, болезненно переживая любую перемену в них.
Петер стал захаживать к Кошанам. Сначала редко, потом все чаще и чаще. Молодые люди нашли укромный уголок, где могли разговаривать без помех. Однако девушка была неспокойна и несколько раз прогоняла его. Впрочем, изгнание длилось недолго. Дважды над ними нависала тень, но скоро исчезала.
Как-то Милка сказала ему:
— Не ходи к нам каждый вечер, некогда мне сейчас. Я скажу, когда можно будет.
Петер недоумевал, изо всех сил стараясь понять причину этого запрета. Несколько дней подождал и снова пришел. Милка не прогнала его и очень удивилась, когда Петер спросил:
— Что, унтер вернулся?
— Ах, этот! Вернулся… — И, пренебрежительно махнув рукой, задумалась.
Как раз в то время солдаты схватили Продара, дубиной прогнавшего их от своих дров. Петера дома не было, мать с Францкой плакали. Повели его к Кошану, где квартировал офицер, который с помощью словаря допросил его и, сделав соответствующее внушение, отпустил.
Это происшествие усилило ненависть Продара к чужакам. Дождавшись сына, со страхом смотревшего на него, этот тихий, угрюмый человек сжал кулаки и изо всех сил затопал ногами, давая волю своему гневу.
— Она тоже надо мной смеялась, — сказал он, успокоившись.
— Кто? — еле выдавил из себя Петер.
— Милка, — ответил Продар угасшим голосом.
На сердце Петера лег камень. Между Продаром и дочкой Кошана годами тлела глухая беспричинная вражда. Продара, человека строгих правил, коробил озорной нрав девушки.
В тот же вечер Продар спросил жену:
— Куда ходит наш Петер?
— К Кошану, — ответила она.
Спустя несколько дней Продар чинил ясли и сломал сверло. Он отправился к Кошану попросить другое.
В сенях толпились солдаты, в горнице никого не было. Продар кашлянул. Никто не отозвался, только из боковушки доносилось женское хихиканье, да еще он уловил сказанные по-словенски слова:
— Никого нет?
Продар подошел к дверям, взялся за ручку и потянул ее на себя. Но тут же отпрянул, словно ошпаренный, и закрыл дверь.
С минуту он стоял в полной растерянности, не зная, что делать. Потом повернулся и вышел во двор.
Кошан был возле дома.
— Сверло у меня сломалось, может, одолжишь свое. Сам дашь или у жены спросить?
Слова, намекавшие на подчиненное положение Кошана в доме, не обидели соседа; напротив, он даже повеселел.
— Что-что, а в этом я тебе услужу. В сенях висят. Выбери сам.
Кошан ушел за дом, Продар ступил в сени.
В эту самую минуту, поправляя волосы, из горницы вышла Милка. Взгляды их встретились, и они на мгновение застыли. В глазах девушки сверкнули ненависть и досада. Милка опустила глаза, безразлично передернула плечами и, поджав губы, прошла мимо.
Продар все понял. Он стоял словно пригвожденный. Забыв про сверло, он повернулся, вышел во двор и зашагал по мягкому, поскрипывающему снегу.
В тот же вечер часов около десяти Продар запер дверь и пошел вслед за женой в боковушку. Они были одни. От них солдаты уже ушли, оставались только у соседа.
— Чего это ты дверь запер? — спросила Продариха.
— Потому что это мой дом.
Жена пригорюнилась. Впервые в жизни муж ответил ей так грубо. Продар почувствовал укоры совести, но извиняться не стал.
— Петера еще нет, — заметила жена через некоторое время.
— В другой раз явится домой пораньше.
— Под замок ведь его не посадишь. Взрослый, жениться в пору!
— В пору! — Продар снял жилет и бросил его на кровать. — В пору! Да только не на всякой.
Продариха смотрела на мужа, не понимая, что его рассердило.
Продар не знал, куда себя деть. Подошел к окну. Глазам его предстали темная полоска реки, белый снег, черные силуэты деревьев…
— Куда, говоришь, он ходит?
— К Кошану.
— Сама видела?
Жена помолчала.
— Куда ж еще? Других девушек поблизости нет.
— Нет других девушек! — передразнил ее Продар.
— Милка здоровая, сильная, работящая…
— Это ты так думаешь! — оборвал ее муж. — Я думаю по-другому! — Он остановился возле жены. — Ежели хочешь знать…
Он собрался выложить ей то, что знал, но в последнюю минуту передумал.
— Мне про нее больше известно, чем тебе.
Слова мужа свинцом легли на сердце Продарихи. Таинственный намек разом погубил все ее радужные мечты о молодухе, которую она бы с радостью взяла в свой дом. Она не сомневалась в том, что Петер любит Милку.