Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление

– А-а, так вот вы о чем! – пробормотала за моей спиной Джессамин. А я и забыл, что она слышит нас.

Я ждал.

– У нас, как хищников, – начал Арчи, – арсенал физических возможностей отличается избыточностью: оружия у нас гораздо больше, чем на самом деле требуется для охоты на такую легкую добычу, как люди. Мы наделены силой, скоростью, острым зрением, слухом и обонянием, не говоря уже о том, что некоторые из нас, как Эдит, Джессамин и я, обладают особыми способностями. Мало того: мы, как насекомоядные цветы, красивы и физически притягательны для нашей добычи.

Мне отчетливо вспомнилось, как Эдит демонстрировала мне свои возможности на лесном лугу.

Арчи расплылся в улыбке, сверкнули зубы.

– У нас есть еще одно, совершенно ненужное оружие: наш яд. Да, мы ядовиты. Этот яд не убивает, только парализует. Он действует медленно, распространяясь по организму вместе с кровью, так что наша жертва после укуса ощущает слишком острую физическую боль, чтобы спасаться от нас бегством. Но как я уже сказал, это избыточное оружие. Если мы подошли достаточно близко, чтобы укусить жертву, ей уже не сбежать. Разумеется, из любого правила есть исключения.

– Карин, – тихо подтвердил я. Пробелы в истории, которую рассказала мне Эдит, начали восполняться. – Значит… если яду ничто не помешает распространиться?..

– Требуется несколько дней, чтобы перерождение завершилось – в зависимости от того, сколько яда в крови и насколько близко к сердцу попал яд. Создатель Карин нарочно укусил ее в руку, чтобы она мучилась подольше. Пока сердце продолжает биться, яд распространяется, исцеляя и преображая организм по мере своего продвижения. Наконец сердце останавливается: перерождение завершено. И все это время жертва кричит и жаждет смерти, как избавления.

Я содрогнулся.

– Как видишь, приятного мало.

– Эдит говорила, что это очень трудно… а по-моему, все довольно просто.

– В каком-то смысле мы, как акулы: однажды почувствовав вкус крови или даже ее запах, мы уже не в силах устоять перед искушением. Вкусить крови означает дать волю безумию. Тяжело обеим сторонам: вампир сходит с ума от жажды крови, его жертва – от невыносимой боли.

– Мне кажется, забыть такое невозможно, – предположил я.

– Для всех остальных боль при перерождении стала самым мучительным воспоминанием о человеческой жизни. Но со мной почему-то было не так.

Арчи смотрел сквозь меня, сидя неподвижно. Я задумался: каково это – не знать, кем ты был? Смотреть в зеркало и не узнавать лицо, которое там видишь?

В то, что Арчи был когда-то преступником, мне не верилось. Да, Ройал выглядел эффектнее, на него заглядывались все девчонки в школе, но лицо Арчи поражало не просто совершенством, а чистотой.

– Это даже неплохо, что я ничего не помню, – вдруг заговорил Арчи. – Я не помню, кого оставил в человеческой жизни. И боли тоже не помню, – он посмотрел на меня и слегка прищурился. – Карин, Эдит, Эрнест – все они потеряли близких до того, как перестали быть людьми. Поэтому горевали, но не жалели. Но так бывает не со всеми. Физическая боль проходит сравнительно быстро, Бо. Однако страдания причиняет не только она…

У Ройала были родители, которые любили его и зависели от него. И две младшие сестренки, которых он обожал. После метаморфозы он больше никогда их не видел. А потом и пережил их всех. Такая боль действует медленно и долго, она невероятно мучительна.

Может, он пытается пробудить во мне сочувствие к Ройалу? Чтобы я сумел простить ему даже ненависть? Ну что ж… ему это удалось.

– Это неотъемлемая часть процесса, Бо. Сам я этого не испытал. И не могу сказать, как она ощущается. Но ее не миновать.

И вдруг я понял, что он пытается втолковать мне.

Он застыл неподвижно. Я закинул руку за голову и уставился в потолок.

Если… если вдруг когда-нибудь Эдит захочет, чтобы я стал одним из них… что это будет означать для мамы? И для Чарли?

Мне требовалось о многом подумать. О том, что раньше даже не приходило мне в голову.

Но кое-что казалось очевидным. По какой-то причине Эдит не хотела, чтобы я задумывался об этом. Почему? У меня внутри все сжалось, когда я попытался найти ответ на этот вопрос.

Вдруг Арчи вскочил.

Я вскинул голову и уставился на него, напуганный внезапным движением, а потом встревожился, увидев выражение его лица.

Оно было совершенно отрешенным и пустым, рот приоткрылся.

Подоспевшая Джессамин мягко усадила его обратно в кресло.

– Что ты видишь? – негромко, успокаивающе спросила она.

– Что-то изменилось, – еще тише ответил Арчи.

Я придвинулся ближе.

– Что?

– Комната. Длинная, повсюду зеркала. Пол из досок. Следопыт в комнате, она ждет. Поперек зеркал золотистая полоска.

– Где эта комната?

– Не знаю. Чего-то не хватает, решение еще не принято.

– Долго еще?

– Недолго. В комнате с зеркалами она будет сегодня или завтра. Смотря по обстоятельствам. Она чего-то ждет. – Его лицо снова стало отрешенным. – А теперь она в темноте.

Джессамин расспрашивала его спокойно и методично.

– Что она делает?

– Смотрит телевизор… нет, включила видеомагнитофон. В темноте, уже в другом месте.

– Можешь посмотреть, где это место?