Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление

Солнечный свет отражался от ее кожи, сиял множеством крошечных радуг на лице и шее, искрился на руках. Она так блестела и переливалась, что мне пришлось сощуриться, как от солнца.

Теперь мне самому захотелось упасть перед ней на колени. Такой красоте можно лишь поклоняться. Жаль, что руки мои пусты и мне нечего преподнести ей. Да и что может подарить богине простой смертный?

За этим радужным сиянием я не сразу разглядел выражение ее лица. Она смотрела на меня широко открытыми глазами – так, словно чего-то боялась. Я шагнул к ней, она едва заметно сжалась.

– Тебе не больно? – шепотом спросил я.

– Нет, – так же тихо ответила она.

Я сделал еще шаг в ее сторону: она снова стала магнитом, а я – беспомощной железкой, которую он притягивал. Она уронила руку вдоль тела. От этого движения вокруг руки распространилось сияние. Я медленно обошел вокруг нее, держась на расстоянии – просто чтобы полюбоваться, увидеть ее со всех сторон. Солнечный свет играл на ее коже, отражался, переливался всеми мыслимыми красками. Постепенно глаза привыкали к нему и в изумлении открывались шире.

Теперь я понял, что она специально надела открытую майку, чтобы показать мне, как выглядит ее кожа на солнце, но поникшие плечи наводили на мысль, что она сомневается в правильности своего решения.

Я завершил круг почета и преодолел несколько последних шагов, которые нас разделяли. Отвести глаз от Эдит я не мог, старался даже не моргать.

– Эдит… – выдохнул я.

– А теперь тебе страшно? – прошептала она.

– Нет.

Она испытующе вгляделась в мои глаза, снова стараясь угадать, о чем я думаю.

Я потянулся к ней, нарочно не спеша, высматривая на ее лице разрешение. Она широко открыла глаза и замерла. Медленно и осторожно я коснулся кончиками пальцев сверкающей кожи на тыльной стороне ее ладони. И с удивлением обнаружил, что она такая же холодная, как всегда. Отсвет ее сверкающей кожи трепетал на моих пальцах. Эдит удивительная, даже я рядом с ней перестал казаться серым и заурядным.

– О чем ты думаешь? – шепнула она.

Я силился подобрать слова.

– Я… даже не знаю… – Я глубоко вздохнул, и наконец у меня вырвалось: – Никогда не видел такой красоты! Даже представить себе не мог!

Ее глаза остались настороженными. Как будто она считала, что я говорю то, что ей хочется услышать. А на самом деле это была чистая правда, самые искренние и честные слова, какие я произносил когда-либо в жизни. Я был слишком ошеломлен, чтобы думать, что говорю, или притворяться.

Она попыталась поднять руку, но передумала. По руке пробежали сияющие искры.

– Очень странно… – невнятно заметила она.

– Поразительно, – выдохнул я.

– Неужели тебя не отталкивает то, что я так мало похожа на человека?

Я покачал головой.

– Нет, не отталкивает.

Она прищурилась.

– А зря.

– По-моему, человеческие достоинства переоценены.

Она высвободила руку из моих пальцев и спрятала ее за спину. Но вместо того, чтобы понять намек, я сделал еще полшага к ней. И почувствовал, как отблеск ее сияния играет на моем лице.

Внезапно она отскочила на расстояние десяти шагов от меня, предостерегающе вскинув руку и стиснув зубы.

– Прости, – сказал я.

– Дай мне время, – попросила она.

– Обещаю, я буду осторожнее.

Она кивнула, затем вышла на середину луга, обойдя меня по дуге так, чтобы между нами осталось не меньше десяти шагов. Выбрав место, она села спиной ко мне, и солнечный свет замерцал на ее лопатках, снова напомнивших мне крылья. Я медленно подошел, затем сел лицом к ней на расстоянии пяти шагов.

– Все хорошо?

Она кивнула, но вид у нее был неуверенный.

– Просто дай мне… сосредоточиться.

Я сидел молча; через несколько секунд она снова закрыла глаза. Но я был не против: я никак не мог насмотреться на нее при свете солнца. Любуясь ею, я пытался понять, в чем суть этого феномена, а она не обращала на меня внимания.

Примерно через полчаса она вдруг легла в траву, закинув руку за голову. Трава была высокая и отчасти скрыла ее.

– Можно?.. – начал я.

Она похлопала по траве рядом с собой.

Я придвинулся сначала на шаг, потом еще на один, увидев, что она не возражает. И еще на несколько сантиметров.

Ее глаза по-прежнему были закрыты, бледно-сиреневые веки сияли над темными веерами ресниц. Грудь мерно поднималась и опадала, словно она спала, но при этом чувствовалось, что она старательно и с трудом управляет дыханием. Казалось, она всецело сосредоточена на вдохах и выдохах.

Я сидел, поджав ноги, опираясь локтями о колени и положив на ладонь подбородок. Было очень тепло, прикосновение солнца странно ощущалось на коже, уже привыкшей к дождю, луг по-прежнему был прекрасен, но все это служило лишь фоном. Иначе и быть не могло. Только теперь я понял, что такое истинная красота.

Губы Эдит шевелились, переливаясь на свету… почти дрожали. Мне подумалось, что она говорит, только очень тихо и быстро.

– Ты… что-то сказала? – спросил я шепотом. Сидя рядом с ней и глядя, как она сияет, я испытывал острую потребность в тишине. И благоговейный трепет.

– Просто пою про себя, – пробормотала она. – Чтобы успокоиться.