Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление

Подъехав к дому, я убедился, что дверь заперта только на один замок. Я сразу же прошел в прачечную – здесь тоже все вещи выглядели в точности так, как я оставил их перед уходом. Откопав джинсы, я проверил карманы. Пусто. Может, я все-таки повесил ключ на крючок у двери, подумал я, качая головой.

За ужином у Чарли был отсутствующий вид – видимо, тревожился из-за работы, а может, из-за баскетбольного матча. Или же он просто увлекся лазаньей – Чарли не разберешь.

– Знаешь, пап… – начал я, выводя его из задумчивости.

– Что такое, Бо?

– Пожалуй, насчет Сиэтла ты прав. Подожду, когда со мной соберется поехать Джереми или еще кто-нибудь.

– А-а, – удивился он. – Ну ладно. Хочешь, я останусь дома?

– Нет, пап, зачем тебе менять планы? У меня куча дел – уроки, стирка… надо еще съездить в библиотеку и в магазин. Так что я буду крутиться весь день, а ты езжай и отдохни.

– Точно?

– Абсолютно, пап. И потом, в морозилке почти не осталось рыбы – запасов хватит самое большее на два-три года.

Он заулыбался.

– Как же все-таки с тобой легко, Бо.

– С тобой тоже, – я рассмеялся. Смех прозвучал немного натянуто, но Чарли, кажется, не заметил. Мне стало так неловко обманывать его, что я чуть было не последовал совету Эдит и не сказал, куда собираюсь. Но удержался.

Занимаясь бессмысленным делом – складывая стопкой высушенное белье, – я задумался: неужели эта моя ложь означает, что я выбрал не отца, а Эдит? Ведь я, по сути дела, выгораживал ее, не заботясь о том, с чем придется столкнуться Чарли. С чем столкнуться? Я и сам не знал. Что со мной будет – я просто исчезну? Или полиция найдет мои… останки? Я понимал, что даже представить себе не могу, каким ударом станет для Чарли потеря единственного сына, даже если учесть, что последние десять лет мы почти не виделись.

Но если я скажу ему, что уезжаю с Эдит, чем все это поможет Чарли? Станет ли ему легче, если он будет знать, кого винить в случившемся несчастье?

В сущности, помочь Чарли может лишь одно: если завтра я прилеплю на дверь записку «Я передумал», сяду в пикап и все-таки отправлюсь в Сиэтл. Я знал, что Эдит не рассердится – напротив, она ждет и надеется, что именно так я и поступлю.

Но я твердо знал: такую записку я писать не стану. Даже не подумаю. И буду ждать Эдит.

Значит, я все-таки выбрал ее, отдал предпочтение ей. И понимал, что мне следовало бы мучиться угрызениями совести, раскаиваться, жалеть, но ничего подобного я не испытывал. Может, потому, что с самого начала понимал: выбора у меня нет.

К тому же я почти на девяносто процентов был уверен, что ничего плохого не случится. Я по-прежнему не мог заставить себя опасаться Эдит, даже когда представлял ее с острыми клыками, как в давнем сновидении. Время от времени я доставал из кармана ее записку, разворачивал и читал. Она просила меня беречься. В последнее время она делала все возможное, чтобы уберечь меня. Значит, это заложено в ней? И эта часть ее натуры возобладает, даже если все меры предосторожности окажутся напрасными?

Возня с выстиранным бельем – не самый лучший способ занять голову. В голове сами собой всплывали картины «что будет, если все закончится плохо». Я насмотрелся достаточно ужастиков, моему воображению было на что опереться, финал такого рода выглядел далеко не самым страшным. Как правило, жертвы казались безвольными и обмякшими, пока из них… высасывали кровь. Но потом я вспомнил, что Эдит говорила о медведях, и предположил, что реальные нападения вампиров отличаются от их приукрашенной голливудской версии.

Когда наконец пришло время ложиться спать, я вздохнул с облегчением. Я понимал, что весь этот бред, который крутится у меня в голове, не даст мне как следует выспаться, поэтому решился на крайние меры, к которым еще никогда не прибегал: принял лекарство от простуды из тех, которые обычно усыпляли меня часов на восемь. Решение безответственное, но завтрашний день и так будет непростым. В ожидании, когда подействует лекарство, я еще раз прослушал диск Фила. Почему-то знакомые завывания успокоили меня, и где-то на середине диска я провалился в сон.

После глубокого сна без сновидений, которому я был обязан ничем не оправданным приемом лекарства, я проснулся рано. Отдохнуть за ночь мне удалось, но тем не менее меня не покидало то же лихорадочное возбуждение, от которого я извелся накануне. Я принял душ и оделся, выбрав одежду потеплее, хотя Эдит и уверяла, что будет солнечно. Потом выглянул в окно: Чарли уже уехал, небо было подернуто тонким слоем пушистых облаков, которые, судя по виду, могли вскоре рассеяться. Завтрак я сжевал, не чувствуя вкуса, потом торопливо убрался на кухне. Когда я заканчивал чистить зубы, негромкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть, и я чуть было не спрыгнул с лестницы, минуя ступеньки.

Внезапно оказалось, что мои пальцы стали слишком неуклюжими, я едва справился с простым замком, наконец распахнул дверь – и на пороге увидел ее.

Я перевел дыхание. Вся нервозность вмиг исчезла, уступив место безмятежному спокойствию.