Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление

Я пытался описать невозможное: запах ларреи, или креозотового куста, – горький, чуть смолистый, но все-таки приятный; пронзительное, надрывное стрекотание цикад в июле; перистый рисунок голых веток; сами размеры неба, белесо-голубого, простирающегося от горизонта до горизонта, линию которого нарушают лишь невысокие горы, сложенные лиловыми вулканическими породами. Труднее всего было объяснить, почему все это кажется мне таким красивым, оправдать красоту пейзажа со скудной, колючей растительностью, которая зачастую выглядела полумертвой, красоту оголенного рельефа земли с неглубокими впадинами долин между скалистыми гребнями гор, озаренных солнцем. В попытке объясниться я заметил, что помогаю себе жестами.

Негромкие наводящие вопросы Эдит не сбивали меня с мысли, и я говорил, не стесняясь того, что разговор превратился в монолог. Наконец, когда я закончил подробно описывать свою прежнюю комнату, Эдит, вместо того чтобы задать следующий вопрос, взяла паузу.

– У тебя кончились вопросы? – с облегчением спросил я.

– Ничего подобного, но скоро вернется твой отец.

– А сколько сейчас времени? – подумал я вслух, глядя на часы. Результат меня удивил.

– Сумерки… – пробормотала Эдит, глядя в сторону запада и горизонта, скрытого облаками. Голос прозвучал задумчиво, словно мыслями Эдит была где-то далеко. Я наблюдал за ней, а она устремила невидящий взгляд сквозь ветровое стекло.

Пока я глазел на нее, она вдруг повернулась ко мне.

– Для нас это самое безопасное время суток, – ответила она на невысказанный вопрос в моих глазах. – И самое спокойное. Но вместе с тем – в каком-то смысле самое печальное… конец очередного дня, возвращение ночи. Темнота настолько предсказуема, правда? – Она задумчиво улыбнулась.

– А мне нравится ночь. Если бы не темнота, мы никогда не увидели бы звезды, – я нахмурился. – Впрочем, здесь они все равно видны редко.

Она рассмеялась, у нее вдруг поднялось настроение.

– Чарли будет здесь через несколько минут. Так что если не хочешь говорить ему, что в субботу едешь со мной… – она с надеждой посмотрела на меня.

– Ну уж нет, спасибо. – Я подхватил рюкзак, двигаясь неловко, так как от долгого сидения в машине у меня затекла спина. – Значит, завтра моя очередь?

– Еще чего! – притворно возмутилась она. – Я же сказала, что у меня есть еще вопросы.

– Куда уж больше!

Она улыбнулась, показывая ямочки.

– Завтра узнаешь.

Я смотрел на нее слегка ошарашенно, как обычно.

Мне всегда казалось, что у меня нет особых предпочтений. У каждого из моих друзей в Финиксе они имелись: одному нравились блондинки, другому – длинные ноги, третьему – голубые глаза. А я в этом смысле был довольно непритязателен: любая девчонка хороша, если она симпатичная. Но теперь я понял, что угодить мне труднее, чем кому-либо из моих приятелей. Видимо, у меня совершенно особенные предпочтения, а я об этом даже не подозревал. Я не знал, что мой любимый цвет волос – бронзовый, с металлическим блеском, потому что раньше никогда такого не видел. Не знал, что ищу глаза медового оттенка, потому что и они мне раньше не попадались. Я не догадывался, что губы девчонки должны быть изогнуты так, а не иначе, что ее скулы должны быть высокими, а глаза – удлиненными и чуть раскосыми. Словом, мне по вкусу только один типаж, вернее – одно лицо.

Забыв о предостережениях я, как последний кретин, подался вперед и потянулся к этому лицу.

Она отпрянула.

– Прос… – начал я, уронив руку.

Но она отвернулась, рассматривая улицу сквозь пелену дождя.

– О, нет… – выдохнула она.

– В чем дело?

Ее челюсти сжались, она свела брови над переносицей. И бросила на меня мимолетный взгляд.

– Еще одно осложнение, – хмуро сообщила она.

Она перегнулась через меня и распахнула мою дверцу. От ее близости мое сердце понеслось сбивчивым галопом, но она тут же отстранилась.

Сквозь дождевую завесу вспыхнули фары. Я вскинул голову, ожидая увидеть Чарли и готовясь к неизбежным объяснениям, но оказалось, что к дому подъехал незнакомый темный седан.

– Скорее! – поторопила Эдит.

Она не сводила глаз с незнакомого седана.

Я выскочил из машины, хоть ничего и не понимал. Дождь хлестал мне в лицо, я накинул капюшон.

Разглядеть фигуры на переднем сиденье незнакомой машины не удалось – было слишком темно. Но при свете ее фар я хорошо видел Эдит: она пристально смотрела вперед, впившись взглядом во что-то или в кого-то, невидимого мне. На ее лице застыло причудливое выражение досады и вызова.

Потом она завела машину, шины взвизгнули на мокром асфальте, и за считаные секунды «вольво» скрылся из виду.

– Эй, Бо! – послышался знакомый хрипловатый голос с водительского сиденья темной машины.

– Джулс? – я прищурился. В этот момент из-за угла вывернула патрульная машина Чарли, ее фары высветили Джулс и ее пассажира.