Чтобы избежать потасовок, на площади уже с ночи находились сотни стражей городского гарнизона. Наблюдательная позиция на первом этаже «Пещеры» показалась герцогу идеальной. С нее близкими и доступными казались как оружейные ряды, где со своими людьми должен будет находиться фон Ридле, так и трибуна, откуда должен был выступить Эдрик с авлийскими послами. «Жаль, что нельзя установить мысленную связь с Фошем, как умеет
— Это правительство Эрафии, — указывал хозяин в сторону герцога, и у подавляющего большинства пропадало всякое желание спорить.
— Еда тут неплоха, — поделился своими соображениями Йонсон.
— За эти деньги можно было бы в Энрофе кутить неделю, — заметил Рууд.
Все новые и новые повозки втекали на площадь, и наконец раздался низкий голос.
— Бреннский обоз, четырнадцать повозок, проезжайте быстрее, быстрее! Вас ждали ночью, а не под утро. Теперь ищите место сами! — кричал с деревянной башенки у входа человек в парчовом кафтане и с крупным перстнем на правой руке.
Это был торговый глава Александрета, рядом находился лорд-распорядитель двора, соизволивший с утра осмотреть место будущего выступления его величества. Богатейшие люди Эрафии, хорошие друзья Йодля. Вокруг стояли полдюжины стражей и рыцарей королевского двора. Взгляд Рууда скользнул по жалким колымагам крестьян и устремился на высоты замка Тинден — строения, с которого и начался Александрет. Самая большая башня была почти сто ярдов высотой. Как крепость Тинден уступал лишь стенам Энрофа, а убранством — лишь дворцу Грифонов.
Именно там, за этими каменными стенами, не спал в эту ночь король Эдрик. Он еще и еще раз перечитывал завтрашнюю речь. В свои сорок пять лет, из которых десятилетие он провел на троне, Эдрик привык ждать худшего. Как часто выходило так, что хорошие дела срывались из-за глупости, забывчивости, оставшейся незамеченной мелочи! Страшный пример — война с Авлией, начавшаяся из-за недоразумения на границе. Старший брат Катберт, не выдержав страданий народа, ушел в монастырь Велеса, служить божественному промыслу. Поступать так же в случае своей ошибки Эдрику не хотелось. Он знал о недовольстве высших придворных, знал, что большинство армии и народа, а также правители других стран все равно будут на его стороне. Он полагал, что враги его не успеют ничего предпринять до тех пор, пока не станет слишком поздно.
Фош и Йонсон с паролем, который утвердили заговорщики в замке Рейнхарда, въехали в огромные залы военных верфей Александрета. Тут пахло стружкой, свежей древесиной и смолой. Боевые позиции они заняли на крыше какого-то сарая, набитого тряпьем и сгнившей парусиной. В проходах лежали целые горы бревен, доски и бочки, все это вело к возвышающемуся посреди верфи корпусу новейшего трехмачтового военного корабля «Король Ричард». Судно было названо в честь прадеда Эдрика, человека мужественного и любившего море. Он первым из эрафийцев после
Том и Гримли во все глаза смотрели по сторонам. Старший Фолкин не был в Александрете почти пять лет. Гримли вообще не видел больших городов. Первое, что поражало, — огромные пятидесятифутовые стены, возвышавшиеся посреди гладкой равнины, как цельный каменный обод. Будто гигантская подкова легла на берег Прады — искрящейся утренней голубизной великой эрафийской реки. Внутри город выглядел еще богаче, чем снаружи. Вокруг были самые разные дома — деревянные и каменные, одно-, двух-, трехэтажные. Постоялые дворы и школы, церкви и кабаки, лавки, полные всевозможных товаров. Навьюченные лошади, быки и кадои — грузные, но выносливые зеленокожие твари, объезженные восточными варварами, — все это крутилось, мелькало и перед глазами Гримли. Стены внутреннего города со рвом и красивыми стражами, конные патрули в праздничных доспехах. Вся эта суета разом навалилась на бедного юношу-крестьянина, не давала опомниться, остановиться на чем-то одном, отдышаться.