Сумерки богов

Ну не плачь! Я же пока еще здесь.

Берлин, Принц-Альбрехтштрассе, кабинет Рейхсфюрера СС, 6 марта 1944

- Ну здравствуй, Руди! Прочел твой доклад. Ты понимаешь, что если бы ты не был моим другом, то я приказал бы немедленно арестовать тебя за пораженческие настроения?

— Я всего лишь назвал вещи своими именами, Генрих. Или ты предпочел бы сказки о том, как все хорошо, когда русские ломились бы уже в твою дверь? Ватикан был даже не преступлением, а ошибкой. Боюсь, что последней — совершить еще одну мы просто не успеем.

— Жаль Карла. Кто ж знал, что эти трусливые итальянцы ради своего папы способны на такое? Мы явно их недооценили.

— К чертям итальянцев! Самое страшное, Генрих, что мы сами убили свой последний шанс. На то, что удастся заключить мир, пусть даже капитуляцией, как в ту войну — но перемирие будет объявлено на рубежах, где стоит наша армия, у нас останется своя территория. Шанс был дохлый — но теперь нет и его. Никто не будет с нами разговаривать, пока не сотрут в порошок, и лишь после объявят выжившим свои условия. Даже бежать некуда — для Аргентины, Бразилии, Уругвая мы теперь враги. А наш ефрейтор, узнав про то, лишь сказал: "Отлично, у малодушных отныне нет соблазна изменить — остается или победить, или умереть".

— Надеюсь, что ты понимаешь, Руди, — мы солдаты и обязаны исполнять свой долг. Пока жив наш фюрер.

— Я это понимаю, Генрих. Очень хорошо понимаю.

— Как тебе удалось так легко провернуть дело в Генуе?

— Психология, Генрих. Люди всегда с большой охотой верят тому, во что им хочется верить. А уж любой политик желает, чтобы его считали сильным и влиятельным. Этим, кто объявили себя "правительством", было настоящим бальзамом на душу услышать, что в их распоряжении тяжелый крейсер. После того, как ни одна дивизия, ни один корабль даже не двинулись в ответ на их приказы, вопреки всем обещаниям командиров.

— Однако же ты рисковал, Руди. Самовольно поднять на военном корабле Еврорейха неизвестно чей флаг — это серьезное преступление. Не завершись твоя авантюра успехом… И вывод боевой единицы, пусть даже временный, из состава флота…

— Генрих, ты отлично знаешь, что еще после убийства нашего "берсерка" Тиле с французских кораблей выгружен весь боезапас, кроме зенитного. Снаряды главной и противоминной артиллерии, торпеды, даже стрелковое оружие экипажа — все это хранится на берегу под нашим караулом, так что назвать французов полноценными боевыми единицами никак нельзя. И у меня физически не было времени на долгую игру — результат был нужен немедленно. В то же время я не мог привлечь кого-то из итальянцев — велик был риск утечки информации. Ну а французы в Генуе были чужие. И так уже пришлось разыграть "захват корабля группой патриотичных итальянских офицеров", среди которых, если честно, не было ни одного итальянца. Ну, а тряпку на мачте можно было стерпеть одни-двое суток. Глупцы поверили и попробовали связаться — дальше было дело техники. И в завершение — предложение всей компании: или подвергнуться суду военного времени по обвинению в государственной измене, или полное и искреннее сотрудничество. Впрочем, наиболее интересных я изъял — протоколы их допроса в папке, приложенной к докладу.

— Прочел. И думаю, не поторопился ли ты? Если британцы так жаждут влезть в Италию — пусть бы их люди вступили с русскими в конфликт?

— К сожалению, таких указаний я не получал. И теперь уже не переиграть.

— Ладно, старый друг. Сейчас я хочу поручить тебе еще одно дело. Генуя показала, что оно тебе вполне по силам.

— Что на этот раз?

— Еще один заговор с целью убийства нашего обожаемого фюрера.

— Кто? Есть улики?

— А вот это, дорогой Руди, ты мне и предъявишь. Предупреждаю, что положение очень опасное — вдруг заговорщикам удастся осуществить свое гнусное дело? Что ж, тогда нам останется лишь отомстить, чтобы никто не ушел от возмездия. Предполагаю, что все мерзавцы из верхушки армии — эти генералы спят и видят, как после берут власть и расправляются с неугодными им. Ты хорошо меня понял?

— Один вопрос, Генрих. Месяц назад, в этом же кабинете ты говорил мне противоположное. Что мы никоим образом не заинтересованы в…

— Это было до Ватикана, Руди. Кто ж знал, что на нас ополчится весь мир? И теперь наш лично шанс спастись — лишь если кое-кто умрет.

— Критический срок исполнения?

— Чем раньше, тем лучше. Пока Германия еще не стерта с географической карты. А это неизбежно случится, когда русский каток двинется с Одера дальше.

— Станут ли русские с нами разговаривать? И что мы можем им предложить — кроме того, что они могут взять сами?

— А это уже не твоя забота, Руди. Ты только сделай свое дело — и поверь, что Германия тебя не забудет!

"Не забудет, — подумал Гиммлер, когда за Рудински закрылась дверь, — войдет твое имя в анналы истории, только вот в каком качестве? Ты уж прости, старый приятель — но в таком деле свидетелей оставаться не должно!