Сулла

Плутарх иначе описывает происшедшее. По его словам, поначалу в армии Цинны среди прочих находился молодой Помпеи, будущий противник Цезаря. Однако, испугавшись какихто обвинений, выдвинутых против него, он тайком покинул лагерь. По лагерю пронесся слух, «будто Цинна велел убить юношу. Тогда старые враги и ненавистники Цинны подняли против него восстание. Цинна бежал, но был схвачен какимто центурионом, преследовавшим его с обнаженным мечом. Припав к ногам врага, Цинна протянул ему свой драгоценный перстень с печаткой, а тот с жестокой издевкой ответил: «Я пришел сюда не скреплять печатью договор, а убить нечестивого и беззаконного тирана». С этими словами он убил Цинну» (Помпеи. 5).

Этот рассказ чрезвычайно интересен, хотя и порождает много вопросов. Почему, например, войско забеспокоилось о судьбе Помпея? Откуда у юноши взялась такая популярность?[1075] Такое, однако, вполне возможно: Анкона, где произошел бунт, находилась на севере Пицена — области, где отец Помпея имел владения и пользовался огромным влиянием, многие местные жители были его клиентами. Оттуда могли быть набраны многие солдаты и офицеры армии Цинны, которой предстояло воевать против Суллы. Они, разумеется, переносили уважение к Помпею Страбону на его сына (Плутарх. Помпеи. 6.1).[1076]

И все же сомнительно, что молодой Помпеи распространял слухи о своей смерти, чтобы подлить масла в огонь.[1077] А вот подговаривать солдат не сражаться за Цинну и разойтись по домам Помпеи вполне мог и сам подал пример, дезертировав из лагеря. Такое поведение вполне объяснимо: в 87 году он вместе с отцом сражался под Римом против Цинны, который подсылал к ним убийц. К тому же недавно молодого человека привлекали к суду еще за грехи отца, обвинявшегося в хищении государственных денег.[1078] И хотя Помпеи смог оправдаться, получив поддержку от таких влиятельных людей, как Гней Папирий Карбон и Луций Марций Филипп, чувствовал себя при циннанском режиме он явно неуютно.[1079]

Так или иначе, Цинна погиб. Его убийство было импульсивным, но не бессмысленным актом, как иногда считается.[1080] Глава режима стал жертвой собственной опрометчивости. Как писал о нем Беллей Патеркул, «о нем можно сказать, что он дерзнул на то, на что не осмелился бы ни один благонамеренный, а также совершил то, чего не смог бы сделать иначе как храбрейший. Он был опрометчив в решениях, но в деле — истинный муж» (П. 24. 5). Враги Суллы лишились еще одного вождя — пусть и не столь авторитетного и талантливого, как Марий, но все же достаточно влиятельного и признанного политическими силами Рима и Италии. Его коллега по консулату Карбон оказался в щекотливом положении. Плебейские трибуны звали его в Вечный город для проведения выборов консуласуффекта[1081] взамен погибшего Цинны, но он, естественно, предпочитал оставаться на вершине власти один. Осмелевшие трибуны стали угрожать лишить его власти. Карбон, не желая ссориться с сенатом, приехал, наконец, в Рим, но отложил выборы под предлогом неблагоприятных знамений. Затем молния ударила в храмы Луны и Цереры, и авгуры перенесли выборы на день летнего солнцестояния. Повидимому, в дальнейшем вопрос о назначении консуласуффекта не поднимался, и Карбон до конца года оставался единственным консулом (Аппиан. ГВ. I. 78. 358–359; Ливии. Периоха 83; Беллей Патеркул. П. 24. 5).

Как видим, гибель Цинны привела лишь к недолгому политическому кризису, который был сравнительно легко преодолен. Несмотря на разногласия с сенатом и трибунами, хаоса удалось избежать.[1082] Но интересно и другое. Античные авторы часто называли правление марианцев тиранией.[1083] Но трибуны повели себя с Карбоном как с обычным магистратом — потребовали провести довыборы и угрожали лишить его должности. Он, правда, уклонился от этого, но и не наказал дерзких трибунов, когда они сложили с себя власть. Все это мало напоминает тиранию.[1084]

Тем временем в Рим прибыли послы от Суллы.[1085] Источники поразному описывают его ответ сенату. По словам Аппиана, опальный проконсул заявлял, что никогда не станет другом людей, совершивших такие преступления (то есть марианцев), но если государство предоставит им возможность спастись, он возражать не будет. Что же до безопасности, то и ему, и тем, кто нашел приют в его лагере, ее обеспечит войско Суллы. Полководец также требовал признать за ним его проконсульскую власть, должность авгура, прежнее имущество и т. д. (ГВ. I. 79. 360–361). В сокращенном же изложении Ливия сообщается лишь о том, что Сулла ограничился просьбой об амнистии изгнанникам (Периоха 84).