Для римлян победа под Херонеей имела большое значение и осталась в истории как одно из высоких достижений оружия Республики. Немедленным же результатом этой победы для Суллы было приветствие солдат, которые присвоили ему титул императора. Командующий армией косил его до конца своей магистратуры или, бывало, до празднования своего триумфа; в эпоху Суллы титул имел особое значение (которое к тому же не прекращало возрастать до появления Цезаря, который присоединил его к своим титулам); он отмечал признание всей армией исключительного искусства того, кто сумел одержать полную и очень кровавую победу над врагом при ограниченных собственных потерях. Но это заставляет также признать, что боги не отвернулись от сражения, они ему благоприятствовали. И Сулла, менее чем кто-либо другой, не пытался уменьшить божественное влияние. Наоборот, в соответствии с греческим обычаем, он приказал установить камень на поле битвы, там, где варвары начали отступление, и еще один — на вершине Фуриона, откуда его люди изгнали гарнизон. На этих двух камнях он распорядился выбить имена Марса, Виктории (Победы) и Венеры в знак помощи, которую его армия получила от богов. И кроме того, на втором — имена двух солдат, выходцев из Херонеи, которые подсказали ему способ выбить врага из цитадели — Гомолоиха и Анаксидама.
Особая торжественная церемония уничтожения вражеского оружия явилась для него случаем выразить благодарность богам — Юпитеру и Марсу. Собранное в кучу, оно было сожжено, после чего, надев венец, он провел ритуал уничтожения темных сил врага, еще оставшихся в его оружии. В религиозном контексте нужно вспомнить, что Сулла организовал в Фивах сцены игр в ознаменование своей победы — но судьями на них были греки из других городов, потому что он не простил жителям Фив их расположения к Митридату (и к тому же он конфисковал половину их земель, доходы с которых предназначил храмам Аполлона Пифийского и Зевса Олимпийского, где вынужден был «позаимствовать» сокровища).
Конечно, победа имела чрезвычайный резонанс в греческом и азиатском мирах, она напомнила тем, у кого короткая память, о военном превосходстве римлян. У Митридата это вызвало сначала изумление, смешанное с ужасом, от мысли, что противник, так очевидно уступающий в численности, смог уничтожить мощную армию. Царь решил собрать новую силу, изымая людей из всех подвластных ему наций: его требования проявлялись с большой грубостью и жестокостью, потому что он подозревал всех, к кому обращался, в желании повернуться против него после перенесенного им тяжкого поражения. Так, у него возникло желание уничтожить тетрархов из Галатии вместе с женщинами и детьми, поскольку думал, что при первой же возможности они его предадут. Трое смогли избежать резни, и среди них — знаменитый Диотарий, который заставил Рим пожаловать ему титул царя (и кого Цицерон защищал перед Цезарем). Вместе с другими спасшимися он организовал сопротивление Митридату, собрав армию добровольцев; и в самом деле, ему удалось прогнать понтийцев и эвмахов, которых царь поставил во главе страны.
Но на Хиосе Митридат сорвал свою злость самым жестоким образом: он помнил, что выходцами с этого острова были моряки, протаранившие его корабль во время осады Родоса, и решил заставить заплатить за унижение все гражданское население. Прежде всего он конфисковал в свою пользу имущество тех, кто сбежал с острова к римлянами, и направил эмиссаров с заданием составить опись всех римских владений на Хиосе. Затем один из его генералов, Зеноб, который должен был командовать армией в Греции, высадился ночью на острове, приказал занять стены и все укрепленные места, поставил часовых на воротах и утром сделал заявление, в соответствии с которым просил всех иноземцев оставаться спокойными, пока он соберет жителей на собрание. Это нужно было для того чтобы сказать им, что царь сомневается в искренности присоединения и для уверенности в их намерениях он требует, чтобы они отдали все свое оружие и как заложников направили к нему детей главных семейств. Так как армия Зеноба держала город в руках, у жителей Хиоса не было выбора: оружие и детей отправили в Эритрею.
Тогда Митридат написал несчастным хиосцам, укоряя их за благосклонное отношение к Сулле: не были ли многие из них на его стороне? Не использовали ли земли и имущество, принадлежавшие римлянам, и за которые они не платили ему никакого налога? Он напомнил им также инцидент на Родосе, говоря, что если вначале он хотел взвалить ответственность только на лоцманов, то из-за поведения основных руководителей города был вынужден прийти к выводу, что речь на самом деле шла об акте саботажа. И хотя в его окружении считали, что нет другого наказания кроме смерти за такое очевидное покушение на его жизнь, он решил быть милосердным и наложить на них только штраф в 2000 талантов.