Читаем Сулла полностью

Во всяком случае, на этот раз механизм исключения был абсолютным: проскрибированные теоретически не могли найти места, где бы укрыться. Гай Норбан, вспоминают, отплыл на корабле на Родос, потому что у него была опора на Востоке: он несколькими годами ранее осуществлял там квестуру, и остров всегда был местом убежища для всякого рода изгнанников. Однако Сулла направил туда эмиссаров с требованием его головы от родосцев. Последние были в очень затруднительном положении: они разрывались между желанием не произвести плохого впечатления на Суллу, на сторону которого они решительно встали в момент войны с Митридатом, и желат-чем не запятнать репутации своего острова как места убежища, уступив беспрецедентному требованию, которое было им представлено. Пока они обсуждали последствия требования о выдаче, Норбан явился на агору, посреди которой покончил с собой, пролив свою кровь на общественное место родосцев, колебавшихся и не сумевших противостоять требованиям Суллы. Смерть Норбана подтверждала, что проскрибированные не имели никакого шанса избежать своей участи, где бы они ни прятались; это прекрасно выражает Саллюстий, говоря, что они были «стерты с лица земли».

Конечно, не все проскрибированные имели такое же значение, как бывший консул 83 года, стоящий третьим номером в списке, и Сулла испытывал неодинаковую враждебность по отношению к тем или иным. Это подтверждает тот факт, что другой консул 83 года, Луций Корнелий Сципион, жил долгие годы в Марселе в полном спокойствии; но правда и то, что Сул-ла не мог относиться одинаково к «новым гражданам» и последнему отпрыску знаменитого рода Сципионов. Это позволило некоторым семьям спасти кое-кого из своих, когда тот появлялся в списке. Так, известны два всадника, избежавшие преследований, которые велись, возможно, без особого усердия, потому что они не были лицами первого плана. Первый самнитского происхождения, — Гней Децидий, о котором известно, что ему помог и его поддержал Авл Клуентий (другой всадник, защищаемый Цицероном в уголовном деле) и, вероятно, также Цезарь, который попытался в конце 70-х годов использовать его пример, чтобы вызвать принятие закона об амнистии. Другой проскрибированный всадник, некто Авл Требоний, чье имя нам известно, потому что во время своей претуры Гай Веррес должен был познакомиться с одним делом, к которому был пассивно причастен: его брат Публий написал завещание, распределяя свое имущество между многими тицами, которым он вменял в обязанность отдать часть прав проскрибированному. Единственный среди наследников, вольноотпущенник Авла Требония, выполнил требование завещания и передал своему бывшему хозяину половину того, что получил. Другие, опасаясь быть выданными, действительно полагая, что проскрибированные были приговорены оставаться вне общества и, возможно, исходя из своих личных интересов, представили дело претору, аргументируя тем, что нельзя требовать от них, чтобы они передали часть наследства проскрибированному (что могли принять за акт соучастия) и, как следствие, прося, чтобы аннулировали ограничивающее заключение и позволили им пользоваться всей совокупностью имущества, доставшегося им. Что и сделал Веррес, конфисковав также часть вольноотпущенного. Эта несколько корыстная история подтверждает, во всяком случае, что не все семьи были разорены гражданской войной и в некоторых случаях не теряли возможности использовать закон.

Но есть два других лица, принадлежавших к сенатским кругам, которым удалось избежать преследований и прожить долго, чтобы быть проскрибированными во второй раз через сорок лет, по инициативе Триумвирата. Первым был некто Луций Фидустий, о котором практически ничего не известно. Его имя дошло до нас именно потому, что сами древние считали мрачной фантазией судьбы спасение индивидуума первой проскрипции, чтобы погибнуть во вторую. Менее известным и все лее более любопытным является случай Луция Корнелия Цинны, сына руководителя марианцев и деверя Цезаря, вернувшего себе свое «достоинство» только в 49 году, когда Цезарь организовал издание закона об амнистии и реинтеграции жертв Суллы. Он, бывший проскрибированный, в 46 году женился на Помпее, дочери Помпея и вдовы Фавста Суллы!

Затем, хотя он и не принял никакого участия в заговоре во время мартовских ид убийства Цезаря, он присоединился к выступавшим против тирана, что вызвало к нему враждебность плебса Рима; несчастный трибун, носивший то же имя (Гай Гельвий Цинна) поплатился за это: его разорвала толпа, которая спутала его с бывшим деверем Цезаря. Во всяком случае, наш Цинна был вновь проскрибирован в 43 году.

Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии