Сукин сын

Авилов в ответ неестественно засмеялся. По телефону он Зосе не понравился. Черствый, как старый хлеб. Рассудительный. Когда успел засохнуть: «с одной стороны то, с другой стороны се». Зося вспомнила, что Авилов — директор предприятия. Смешно. Про него не скажешь… Так, юноша не первой свежести, с невеселой улыбочкой в глазах. На щеках вертикальные складки, когда смеется, похож на Леонардо ди Каприо. Шрам. Умный, наглый, самоуверенный. Зося поняла, что составляет портрет подозреваемого. И добавила: хладнокровный. Бедные мы, бедные, никому-то мы со своей рукописью не нужны! Москве лишь бы дело закрыть. «Ты царь. Живи один. Дорогою свободной иди, куда влечет тебя свободный ум… И пусть толпа… И в детской резвости колеблет твой треножник!» Она читала это на выпускном вечере в школе. Он прав — нужно искать здесь. Это их внутренняя проблема, и никто ее не решит, потому что никому это не нужно. Кто уехал, тот уехал, а кто остался, тем не выбраться. Так и будут носиться с именами, рукописями, призраками… И неужели ж и Пушкин, и книги ни на что больше не годны? Зачем тогда они существуют? Если существуют, то на что-нибудь должны годиться. Зося призадумалась, прошла в комнату, рассеянно перебрала предметы на полке. Ей попался Наташин роман. Может, тут что есть? Она переоделась в пижаму, постелила постель и легла читать. Одолев половину, посмотрела на часы: три часа сорок восемь минут. Она снова углубилась в строчки и не заметила, как наступило утро. В семь она нечаянно уснула, зажав в руке листы.

Утром, едва открыв глаза и не причесавшись, сварила кофе и в пижаме дочитывала последние страницы, изводясь от нетерпения. Наташа распутала весь клубок, но без имен, деталей, конкретных обстоятельств. Получилось послание-шифровка. И Зося ломала голову, что может означать, если история рукописи в романе закончилась в водосточной трубе? Как это перенести в реальные обстоятельства? Водосточная труба. Водосточная труба — это не помойка. Нет. Это путь для воды, чтобы не прогнила крыша. Водосток. Не озеро, не море, не река. Что-то не слишком красивое и приятное, но необходимое в повседневной жизни. Зося сделала большой глоток кофе и обожгла горло. Ну давай, что ж ты тупая такая. Тебе все расписали. Умный человек все перед тобой разложил, что ж ты? Еще собираешься в школу милиции с такими неповоротливыми мозгами. Зосю потряхивало, как на охоте. Как будто начался гон. Нет, надо успокоиться, нужна холодная голова. Водосток. Да блин!

Она накинула поверх пижамы плащ и выскочила на улицу в тапках. Засунула руку в трубу, испачкалась ржавчиной, присела, попробовала заглянуть внутрь, но не преуспела. Нужно вставать на четвереньки. Она поискала глазами, чтоб была высоко, нашла и встала, задрав голову, вглядываясь в черное горло. На лицо упала грязная капля. Ее дернули сзади за подол. Любовь Егоровна осторожно спросила:

— Зося, ты случаем не приболела, нет?

Глава 22 Водосток

Опомнившись, она вернулась в квартиру и, прихватив роман, пошла за зарплатой директора-библиотекаря-уборщицы. Девушка-оркестр в городе-театре! Сосчитав получку, разделила на три части: квартплата-свет-газ; еда, стиральные порошки, мыло, шампунь, лампочки и, наконец, удовольствия — покупки, наряды, развлечения. Развлечений не предвиделось, а теплые ботинки нужны. По пути она вглядывалась в водосточные трубы, силясь разгадать загадку. Под одной постояла, стараясь не сильно привлекать к себе внимание. Просто стоит одинокая девушка, ничего так из себя, и глядит в небо, может, о принце мечтает. Купив ботинки на толстой подошве, она засунула старые туфли в пакет и двинулась дальше в приподнятом настроении. Много ли человеку нужно? Еще немного черной краски, чтобы попробовать себя в роли брюнетки, и все. Ах, эти краски, эта «велла», розовая с бирюзой, кремовая с пеплом! Хорошо бы на каждый день иметь разные волосы. В понедельник явиться пепельной блондинкой, во вторник — желто-пшеничной, в среду предстать огненно-рыжей, в четверг — красным орехом, в пятницу — цвета баклажан, в субботу — шоколадно-коричневой, а в воскресенье — вороньим крылом. Мечты, мечты…

— Девушка скучает? — бросил, обгоняя ее, следователь.

— А! Стойте, постойте, куда вы? У меня для вас кое-что есть. Вот. Это Наташа оставила свой роман. Там и про вас написано, и про меня. Нас всех сосчитали. Прочтите, интересно.

— Некогда мне, — отмахнулся следователь.

— Так это ж о пропавшей рукописи.

— А концовка есть?

— Обязательно.

— Давай.

Зося прошествовала дальше, увлеченно разглядывая водостоки. А что? Купить фотоаппарат и снимать одно и то же, одно и то же. Так все делают. Один снимает сосульки, другой — замки, третий — задницы. Потом попасть в книгу рекордов за то, что сделала один миллион, шестьсот восемьдесят девять снимков одной попы и прославиться. Все развлечение.

— А это что у нас такое? — изумилась Зося, обнаружив Шуркино лицо за подвальной решеткой. — За что тебя в клетку?

— За что? За правду. За что у нас садят?

— Шишкин, что ли? Совсем озверел.