Сукин сын

— Нравится потому что! Люблю плакать потому что… Приятно это. Она тебя бросила, ну и хорошо, и слава Богу, отсидел на своей цепи, и ладно. Я тебя не брошу, не надейся. Как ты жил? Как поломойка, дом убирал. Она ж тебя задавила, как ничтожество. А теперь свобода… Чего я-то реву, не понимаю? Сбылись мои мечты? Ты не видел, что ты мне..?

— Почему? Видел. Только не хотел. Тамара всегда говорила, что пока мы с ней вместе, это как талисман.

— Талисман — это предмет. Не бери на себя. Она тебя бросила не просто. А в беде. Подвела под статью и бросила.

— Она меня любит.

— А мошенничать еще больше. Это у нее сильней, ты сам говорил. Эх ты, лапоть. Купили тебя за пять рублей. И кто она вообще? Как ее зовут? Самозванка она. Живет под чужим именем, с чужим мужчиной, которого на рынке поймала. Это просто шантаж!

— Она меня любит.

— Ага. Как имущество. Лошадь, на которой можно ездить.

Нина встала в пять и все утро убирала с лица отеки. В восемь она поговорила по телефону, оделась и вышла. Адреса не знала, пришлось искать. Она удивилась, когда дверь кривой избы ей открыла заспанная Вера Рублева. Нина очистила с ботинок грязь картофельного поля и, нагнувшись, прошла в дом. Вера была трезвой и пасмурной.

— Чай будешь?

Среди порезов разбитой форточки сияла одинокая голова золотого шара, набухшего влагой. Они попили вчерашнего чаю из треснутых кружек. Дверь стукнула, появилась сияющая румянцем и каплями дождя Наташа, присела за стол.

— Вер, достань пакет, что я тебе оставляла. Вот деньги за хранение. — Вера, крякнув, полезла в подпол и, вытащив сверток, молча шмякнула о стол. Нина вздрогнула.

— Мало? — спросила Наташа.

— Конечно. Хоть на пять бутылок дай. А стольник што? — Вера шепелявила. — Константинополь ушел. Дал в торец, зуба, вишь, нету. Может, на зуб дашь?

— Дам, — согласилась Наташа. — Но с условием: ты его вещи больше не пропиваешь. Если одну тронешь, зуб сразу вылетит.

— Ладно брехать-то! — заявила Верка. Наташа встала.

— Здоровьем матери клянусь, вылетит.

— Тогда денег не надо.

— Он тебя прикончит когда-нибудь, Вера, — вмешалась в разговор Нина. — Ты парня изводишь. Он работает, а ты его аппаратуру пропиваешь.

— Да не надо тут учить. Кого учишь-та? Это его крест. Какую Бог дал мать, с той и живи. А вы идите себе. Вещь забрали — и с Богом. — Она взглянула на деньги на столе.

Женщины побрели по картофельному полю, увязая в земле. Нина несла сверток.

— Как вы собираетесь выполнять условие?

— Уеду.

— Куда?

— Мое дело, — зыркнула Нина.

— Не только. Нужно, чтобы он вас не нашел. А иначе это не сделка.

— Санкт-Петербург устраивает? — усмехнулась Нина.

— Вполне. А чем вы…

— Да это мое дело, дорогая, ты разве не поняла?

— Успокойтесь. Это я так. Думала, где вы будете работать без диплома.

— Да зачем мне диплом? Посмотри на меня. Диплом не нужен, и так берут.

— А! Я думала, вы собираетесь работать…

— Где уж нам. Не по нашей части.

Нина отправилась в противоположную от дома сторону. Наташа задумчиво посмотрела ей вслед. Не могу я такой гадине его отдать, думала Нина. Рука не подымается отдать его этой змее. Но другой, более сильный голос твердил, что все пропало.

Она выложила пакет на стол и сидела, глядя на него, не замечая времени, не слыша стрелок. Александр не выходил из кабинета.

— Саша, — позвала Нина. — Иди. Тебе пора. Твои 24 часа истекают. — Она поцеловала и перекрестила его на прощание.

— Чего ты такая? Все хорошо. Все ж закончилось хорошо.

Она не пошла провожать его до калитки, а стояла, глядя в окно. Он не оглянулся. Он вернулся через два часа — следователь долго заполнял протокол — Нины не было. Он пошел бродить по дому, поглядывая в окна. В двенадцать часов она не вернулась. Он лег один в показавшемся огромном и пустом доме, где оглушительно тикали часы. Куда она пошла? К Шурке? Переживает, что рассталась из-за него с рукописью? Он забылся сном и с первыми петухами пошел ее искать. Дошел до Шуркиного дома, Любовь Егоровна ему обрадовалась. Нина к ним не заходила.

Он направился к следователю. Шишкин разбирался со стопкой бумаг и выглядел довольным. Дело можно было закрывать. Главная фигура, Тамара Субботина, — в розыске, супруг ожидает суда, Геннадий Постников также, Авилов также. Обвинения у всех, как и статьи, понятно, разные. Депутата ошикали, но к следователю претензий нет, федералы помалкивают. Госпожа журналистка разобралась и с любовником, и с депутатом, вдова нашла себе мужа, а библиотекарь решила забросить книжки. Такие перемены судьбы.

— Нина пропала, — сказал следователю Авилов. — Не ночевала дома.

Тот немного подумал.

— Сходите в библиотеку. Зося все всегда знает.

Авилов проторчал у библиотеки битый час, но Зося не появилась. Он замерз, выпил в кафе чашку чаю и вернулся: ее все еще не было. Он забрался внутрь по старому пути, через окно, и сел на диван. Взглянул на раскрытую на столе книгу. Слава Богу, не Пушкин. Пьесы Бертольда Брехта. Он придремал на диване, подложив под голову куртку с вешалкой, что пришивала вчера Нина. Зося появилась через час.

— Ой, как вы меня напугали!