Сухарева башня

– Мы со Стрелком дел не имеем, – сказал хозяин из угла. Он поставил блюдечко на стол и, взяв кусок сахара, стал грызть его.

– Он твоего брата убил, – сказал Опалин Ярцеву, решив не отвлекаться на посторонних. – Поквитаться не хочешь?

– Ну, допустим, хочу, – Ярцев нехорошо оскалился. – Да что с того? Лариона голыми руками не возьмешь, это всем известно.

– От тебя и не потребуется ничего. Мы сами им займемся.

– Ой ли? – хмыкнул Ярцев. – Ну сами, так сами. Я тут при чем? Меня-то ты зачем вздумал тревожить?

– Ну мало ли что. Вдруг ты захочешь нам помочь.

– Помочь?

– Трактир у тебя хороший, многие сюда ходят. Вдруг узнаешь, где Ларион обретается. Вдруг обмолвится кто, по пьяному делу, например. Или кто-нибудь из его друзей вдруг объявится… Дашь нам знать, а дальше уж мы справимся без тебя.

В кабинете повисло молчание, и только было слышно, как с легким присвистом дышит Кутепов, да как за стенами глухо играет джаз.

– Я что-то не понял, – сказал Ярцев с расстановкой. – Ты что, мне стукачом стать предлагаешь?

– Почему стукачом? У нас с тобой в этом деле общие интересы.

– Не может у меня быть с вашими никаких общих интересов, – проговорил собеседник, и настоящая, тяжелая, как свинец, злоба прорезалась в его голосе. – Ты что, сучонок, вздумал? Ты придешь ко мне и будешь меня пугать?

– Я хотел договориться…

– Договориться? – ножки отодвигаемого стула взвизгнули, царапая пол. Ярцев встал, и Опалин внезапно понял, что тот на голову выше и что кулаки у Сидора Михалыча пудовые. – Все меня знают. Ко мне люди ходят. Все знают, что я никогда никого не сдаю, а ты что удумал? Записки мне посылать? Ксивой своей махать? Чтобы жизнь мне испортить? Чтобы серьезные люди решили, что я крыса? Савва, нет, ты только погляди на него! Какой-то щенок…

– Сидор, не втягивай меня в свои дела, – с неудовольствием произнес хозяин. Он поднялся и вразвалочку проследовал за перегородку, которая была в тени и которую Иван даже сразу не заметил.

– Хорошо, я все понял, ты помогать нам не будешь, – сказал Иван мрачно, засунув руки в карманы и втайне мечтая поскорее выбраться отсюда. – Только ты зря решил, что я…

– Это ты зря решил, что ты бессмертный, – прошипел Ярцев, и в то же мгновение из-за перегородки выдвинулись две тени. Не колеблясь, не гадая дальше, что именно они собираются делать, Опалин извлек из кармана левую руку, в которой была зажата граната, и правой наполовину выдрал чеку. Пот градом катился у него по лицу.

– Не подходи, – скалясь, процедил он и стал спиной отступать к двери.

Тени переглянулись.

– Учебная граната небось, – пробубнила одна тень, скаля торчащие зубы с щелями между ними.

– Проверим? – предложил Иван.

Ярцев молчал. Его верхняя губа с усами нервно подергивалась.

– Передай своим в угрозыске, – проскрежетал он, – что помогать я им не буду. Захочу поквитаться с Ларионом – сам все сделаю. Мне помощники не нужны…

– Куда тебе против Лариона, – ответил Опалин, в котором взыграл дух противоречия, и, не остановившись на этом, он прибавил несколько грязных ругательств в адрес собеседника, а также всех его родственников до тридевятого колена. Плечом толкнув дверь, Иван вывалился в коридор, по которому профессиональной полурысью бежал человек с подносом. Завидев незнакомца с гранатой в руке, официант охнул и поднос выронил. Водка, салаты, мясное, осколки графина и тарелок – все смешалось в трактирном коридоре. Вдвинув чеку на место, Опалин убрал гранату и побежал к общему залу. Когда он появился там, Леля на эстраде, казавшаяся гораздо таинственнее и краше, чем была вблизи, мурлыкала какую-то незатейливую песенку, и несколько пар топталось, имитируя танец. Хорошенько не зная, зачем он это делает, Опалин подмигнул певичке и поспешил к выходу. Хотя он был вооружен и уверен в себе, его не оставляло ощущение, что он не будет в безопасности, пока не уберется отсюда.

На улице он вспомнил о человеке, которого величали Щеголем, и о его странных словах. Следовало бы разъяснить этот момент, но Опалин знал, что возвращаться ему нельзя. Он потерпел полное поражение, и мало того – его жизни угрожали. То и дело он оборачивался, проверяя, не идет ли кто за ним, но никто не шел.

«Ладно, – подумал он, успокаиваясь, – у меня есть другое дело, им и займусь». Он отправился на Большую Дмитровку и вскоре сидел уже в комнатке Екатерины Александровны Кривонос, учительницы немецкого. С переплетов книг в шкафу на Опалина глядели загадочные завитушки готического шрифта. Полосатый кот при виде незваного гостя забрался на гардероб и рассерженно сверкал оттуда глазами.

– Ах, Галя, Галя, как же это ужасно, – вздыхала учительница, качая головой. Ей было 32 года, она коротко стригла русые волосы, но это была ее единственная уступка современности, потому что в остальном она казалась серой, пыльной и старообразной. Чем-то она напоминала старые книги, окружавшие ее. Впрочем, в качестве свидетеля она высказывалась достаточно свободно, хотя ее точка зрения была ограничена из-за того, что она имела дело с Евлаховыми только по профессиональной необходимости.