Суфлер

Маргарита вскочила, увидев в дверях незнакомую женщину со свертком. Эрика едва обратила на нее внимание и поздоровалась мимоходом. Положив свою ношу на стол, она с облегчением расправила плечи:

– Ну, с рук на руки. Принимай. Деньги на днях, ладно? Ставка высшая, конечно.

– Договорились. Работа спешная? – Александра склонилась над свертком, осторожно потянула за бечевку, которой крест-накрест была стянута мешковина.

– Не торопись особенно, но и не тяни. – Эрика покосилась на Маргариту. Та отошла к окну и отвернувшись, курила. Она явно не хотела стоять лицом к гостье.

– Наследники не слишком торопятся? – осведомилась художница, отогнув верхний слой мешковины. Под ним показалась застиранная простыня, в которую Эрика обернула картины. – Ведь Воронов еще не похоронен!

– Ты как с луны свалилась, – пренебрежительно заметила Эрика. – Похороны сами по себе, а наследство само по себе. Такие люди жирного куска не упускают. Тем более уже появился отличный шанс перепродать эти две картины.

– С вашей помощью? – проницательно уточнила Александра.

– Естественно. – Эрика, вытащив из кармана куртки очки и надев их, следила за тем, как с картин снимаются последние покровы.

– Еще раз наживетесь на этих двух… Не сходя с места, так сказать!

– А как же! – В голосе антикварши слышалась законная гордость человека, провернувшего выгодную сделку. – А Икинс уже продан, его нет в Москве. Ночью уехал в Питер, экспрессом. Да ты вчера видела людей, которые его купили.

Художница тихонько рассмеялась:

– Похоже, год для вас кончается удачно, в отличие от многих и многих остальных!

– Ну а что же ушами-то хлопать? – Эрика искренне наслаждалась похвалами, ее желтое лицо даже слегка раскраснелось. – Наследники в картинах не заинтересованы. Похоже, будут многое из собрания распродавать… Хотя стараются вида не показать, но вроде им срочно нужны деньги. Чуешь, чем пахнет? Это удача, хотя и грешно так говорить… Но если бы Воронов не умер, коллекцию бы никто не увидел на торгах.

Художница уже не слушала ее восторгов. Тьеполо и Болдини лежали на рабочем столе, под светом сильной лампы, которую Александра включила специально, чтобы лучше рассмотреть полотна. Женщина склонилась над картинами, переводя взгляд с одной на другую. Она отмечала мелкие дефекты красочной поверхности, крошечные сколы краски, потрескавшийся лак, местами провисший холст. В случае с этюдом Болдини Александра ограничилась бы основательной чисткой и наведением свежего глянца. Тьеполо пострадал намного сильнее, он явно десятилетиями хранился в сильной сырости, провоцировавшей порчу. Красочный слой и грунт местами были утрачены вплоть до холста. Художница уже видела, насколько серьезная работа ей предстоит. Она опасалась даже того, что холст окажется прогнившим настолько, что в него придется вживлять новые нити посредством глазного скальпеля. «А его у меня кто-то взял на время. И как водится, увел навсегда!»

Опытным взглядом она оценила объем работы, прикинула ее сложность и возможную стоимость. Уже было ясно, что раньше чем через месяц не управиться, и то, если не будет неприятных неожиданностей.

Оценке пока не поддавался лишь один фактор. Сейчас, когда картины лежали перед ней, ярко освещенные, беззащитные, как будто обнаженные, она по-прежнему не могла понять, которая из них может быть поддельной. «А не поддельная, так ворованная… – пронеслось у нее в голове. – Еще хуже… Впрочем, я-то при чем? Они ничего не боятся, значит, спрятали концы в воду, хотя бы на время. Потому и перепродают все спешно, и с наследниками наверняка провели беседу на эту тему, поторопили… Назвав другие причины, понятно. Мне ничего не грозит. Ничего, ровным счетом!»

Александра выпрямилась и перевела дух. Она прекрасно знала, что очень многие картины, прошедшие через ее мастерскую, имеют историю настолько же темную и грязную, как слои лака, которые приходилось с них удалять. Чем этот случай отличался от других? Откуда взялась паника в глазах всегда уравновешенного, корректного Гаева? Чем объяснялась страшная предсмертная улыбка Воронова? И отчего ее саму мучило двойственное чувство – страстное желание докопаться до смысла этой загадки и такое же отчаянное нежелание прикасаться к опасной тайне?

– Так я тебе позвоню на днях, – обратилась к ней Эрика уже с порога. – Оценишь объем работы, назовешь свою цену, сразу привезу деньги. Всего хорошего!

Последнее относилось к Маргарите, которая упорно не покидала поста у окна. Едва обернувшись, женщина что-то пробормотала в ответ. Эрика уже внимательней посмотрела на нее и молча вышла из мастерской.

– Запри дверь, – попросила Маргарита, когда шаги на лестнице стихли.

Александра выполнила ее просьбу. Она и без понуканий повернула бы ключ в замке. Во-первых, теперь в мастерской появились ценные картины. Во-вторых, ей было сильно не по себе.

– Чего ты все-таки боишься? – спросила она подругу. – Неужели нельзя рассказать?

– А ты? – Маргарита сделала несколько шагов и остановилась посреди мастерской, нервно сцепив руки в замок. – Ты-то сама не боишься?