Суер-Выер и много чего ещё

— О! О! Какой у нас флаг! Как мы восхищаемся! Мы в полном восторге! Посылаем наверх своё восхищение!

Семёнов смеялся от счастья как дитя и трепетал, трепетал.

Вскорости пробили стклянки — это стюард Мак-Кингсли призывал нас к полдневной чарке спирта. Обычно стклянка со спиртом вместе с чарками выносилась на палубу.

— Знаете что, — сказал Суер, — давайте на этот раз выпьем наши чарки в кают-компании. Неудобно, знаете, пить спирт под нашим новым флагом.

— Почему же, сэр? — спрашивали матросы.

— Боюсь, что флагу захочется выпить, а это может нарушить его душевное равновесие. Да и трепетать выпимши труднее.

— А по-моему, легче, сэр, — сказал вдруг матрос Петров-Лодкин.

— А вы что, выпимши много трепетали?

Флаг наш, то есть механик Семёнов, перестал в это время трепетать и внимательнейшим образом прислушивался к разговору.

— Наш новый флаг, как вы сами замечаете, неплохо трепещет и не похмеляясь, — сказал Суер. — Так что спирт может ему повредить. Кроме того, я настаиваю на соблюдении нравственной чистоты нашего флага. А то сегодня выпьет, завтра закурит, а дальше что?

— Да, да, вы правы, сэр, — воскликнули мы, — не будем нарушать его душевное и нравственное состояние. Флаг есть флаг, давайте спустимся скорее в кают-компанию, тем более что там имеются в вазах хрустящие сухарики.

И мы спустились в кают-компанию, выпили по чарке с сухариками, и тут раздался стук в дверь.

— Ей-богу! Это механик! — вскричали некоторые из нас.

— Стюард, отоприте! — велел капитан.

— Да ну его, сэр! Пускай трепещет.

— Впустите, впустите его…

Стюард отложил засов, и в кают-компанию, шевелясь, трепеща и вздрагивая, внезапно вошёл наш старый добрый флаг. К изумлению, он был в кирзовых сапогах и в телогрейке, очевидно почерпнутых в рундуке.

— Попрошу спирту, сэр, — сказал он. — Я столько дней трепетал вместо механика, так промёрз под ветрами, овевающими нашего «Лавра», что чарка полагается мне по праву.

— Впервые вижу, чтоб флаги пили спирт, — отчеканил Суер. — Но что поделаешь? Налейте ему.

Наш старый добрый флаг тяпнул рюмку-чарку, захрустнул сухариком и вернулся обратно в рундук.

Ну а механик Семёнов трепетал над нами ещё несколько дней, пока два дурашливых альбатроса не сшибли его с мачты.

Падение его было поучительным для многих.

Описав светосексуальную траекторию, раскидывая вихры, махры, хухры и штормовки, механик вороном пролетел над полубаком, свистнул в кулак и рухнул как раз в машинное отделение, где немедленно и приступил к исполнению своих прямых обязанностей.

Глава XLVII

Пожар любви

— В конце концов, капитан, это начинает утомлять, — говорил старпом, когда мы все собрались в кают-компании на послеполуденный спиричуэлс. — Наше плаванье носит бесцельный характер. Конечно, мы открыли много новых островов, но это чистая география с этнографическим оттенком. Мы не обогатились ни на копейку. А ведь вы обещали, что нас ожидает богатство.

— Видимо, дорогой сэр имел в виду нравственное богатство, — с прохладной ехидцей сказал Кацман, — богатство душевного уклада.

— Но я и нравственно ни хрена не обогатился! — воскликнул Пахомыч. — А взять экипаж! К примеру, Вампирова или Хренова! А Чугайло? Вот уж где нравственность ниже румпеля.

— Извините, старпом, — сказал капитан, — давайте разберёмся, чего бы вам всё-таки хотелось: богатства душевной жизни или чистогана? Что вам надо?

— Драгоценных камней, — ответствовал Пахомыч. — Я хочу ими украсить свой брачный чертог.

— Да, да, — слабовольно подхватили мы, — нам бы всем хотелось украсить наши брачные чертоги!

— А у вас что, есть такие чертоги?

— Нет, у нас пока нету, но… в принципе…

— Вряд ли, — сказал капитан, — вряд ли кто из вас может рассчитывать на подобные чертоги и в принципе, но… что ж, украшение чертогов — дело благородное. Как только увидим остров с драгоценными камнями — бросим якорь.

После этого достопримечательного разговора мы долго бороздили океан, набрели раз на остров халцедонов, которые обстреляли нас из малокалиберных винтовок, но больше ничего такого, хотя бы полудрагоценного, мы среди волн не замечали.

Наконец открылся небольшой островок, который сплошь состоял из камней различной величины.

— Драгоценные они или нет — неизвестно, — сказал Суер, — но давайте проверим.

Чёрные и красные камни-голыши целиком заполняли остров. Все они были округлой формы и напоминали продолговатые яйца. Казалось, груда продолговатых яиц лежит среди океанских волн. Были там камни величиной с дом, были с колесо, с глаз кашалота. Камни образовывали некую пирамиду, и на самой вершине её стояли два особенно крупных камня — чёрный и красный.

— Ничего драгоценного в этих камнях нету, — говорил лоцман, выпрыгивая из шлюпки на берег. — Это просто гранит.

— Явный лабрадор, — сказал и старпом, приподнимая один небольшой камень. — Просто лабрадор, ничего ценного.

Он оглядел камень и отбросил в сторону. Вдруг в той стороне, куда он бросил камень, послышалось шипенье.

— Змея! — подпрыгнул Кацман.

— Дым! — крикнул старпом.