– Кто-нибудь знает, кто вообще этот Шилкин? – подал голос Дорохин.
– Откуда? Были бы дома – справки бы навели. А здесь, сам знаешь, возможности ограниченные. Не станешь же ты по внутреннему телефону звонить и вопросами одолевать, – ответил Дубко. Он наполнил чайник до краев, поставил на газ. Рядом пристроил кастрюлю с водой, собираясь варить яйца. Проблемы проблемами, а без еды оставаться нельзя.
– Это понятно, – Дорохин вздохнул. – С нашего телефона про Шилкина спрашивать – только гусей дразнить. Я думал, может, кто раньше с ним пересекался или хотя бы слышал о нем.
– Шилкин – человек Мортина. Про него и сам Старцев вряд ли много нарыл, – заметил Богданов. – Про таких людей сведениями неохотно делятся.
– Почему ты решил, что он человек Мортина? – спросил Дубко.
– А как иначе? Генеральный секретарь при себе штат не держит, но вопрос взял под личный контроль. Кому в таком случае он поручит подобрать подходящую кандидатуру на место командующего операцией? Разумеется, начальнику Управления. У него комсостав на все случаи жизни в наличии.
– Значит, дела наши плохи, – вздохнул Дубко, вторя Дорохину. – Вот ведь влипли.
– Не гони волну, майор, как-нибудь и с этой задачей справимся. Давай-ка, Коля, подсуетись. Помоги майору стол накрыть, а то за разговорами время пролетит – не заметишь. Дожевать не успеем, как наш новый командир на базу прибудет. Неловко, если нам его с набитыми ртами приветствовать придется.
Дорохин присоединился к дежурному по кухне майору Дубко, помогая накрыть на стол. Богданов вышел на крыльцо, следом за ним вышел прапорщик Казанец. Какое-то время они стояли молча. Потом Казанец не выдержал:
– И как тебе удается сохранять спокойствие, ума не приложу. Будь я на твоем месте – рвал и метал бы давно. Черт, да я и на своем месте готов рвать и метать!
– Был бы толк, может, и метал бы. Только какой смысл? Нервов кучу истратишь, время потеряешь, а в итоге все равно придется подчиниться.
– Может, если бы вместе взбунтовались, отказались бы нового командира принимать, Мортин и уступил бы, – в голосе Казанца звучала надежда, а в глазах читалось: ты только скажи, только намекни, а уж мы за тебя постоим.
– Эх, Юра, сразу видно, что жизнь тебя еще не била, а если и била, то впрок не пошло, – Богданов говорил с улыбкой, потому слова его звучали необидно. – Молод ты, зелен, вот и мечтаешь о невозможном. Систему сломать – это тебе не в воробья из рогатки стрелять. Пока ты ее хотя бы согнуть пытаешься – она тебя своими жерновами в пыль перемелет и по ветру развеет.
– Уж так и развеет? Прошли те времена, когда люди слово сказать боялись. Сейчас свободы гораздо больше.
– Больше, Юра, намного больше. И работы разной в стране хоть отбавляй. Только вот ведь в чем дело: мне моя работа страх как нравится. Риск и самоотверженность, честь и доблесть для меня не пустые слова. Сейчас моей Родине от меня нужно, чтобы я проявил гибкость. Не прогнулся, Юра, а проявил гибкость, чуешь разницу?
Казанец не ответил, он впитывал слова командира, пытаясь вникнуть в самую их суть, так как понимал: сейчас, в эту самую минуту, командир открывает перед ним душу, которую держит закрытой от посторонних глаз.
– Вижу, не чуешь. Ладно, попытаюсь объяснить, – Богданов закинул руки за голову, потянулся и продолжил: – Вот смотри, Юра, как я мыслю. Старцев сказал: нам дают нового командира. Какие выводы ты из этого делаешь?
– Что нас наказывают, считают, что не справились с задачей, потому что командир облажался. Как будто кто-то мог с той задачей справиться!
– Вот! Ты видишь наказание, и все, – Богданов удовлетворенно улыбнулся, именно такого ответа он от прапорщика и ждал. – А хочешь знать, какие выводы из этого делаю я?
– Хочу, конечно, – неуверенно произнес Казанец. Ему-то казалось, что все члены группы сделали одинаковый вывод из сообщения полковника Старцева.
– Новый командир – это новое задание, – Богданов поднял палец вверх, жестом усиливая заявление. – Значит, нас не списали под чистую, нам доверили новое дело, выбрали нашу группу для решения еще одного сложного задания. Значит, мы снова нужны Родине. Плохо это или хорошо?
– Хорошо, наверное, – все еще не понимая, куда клонит командир, с сомнением в голосе ответил Казанец.
– Это, Юра, очень хорошо. Особенно если ты, как и я, все еще хочешь служить Родине. Не на словах, а на деле хочешь доказать, что сделаешь все, чтобы война не повторилась, чтобы твои соотечественники могли без страха ложиться спать, чтобы старики не сушили хлебные корки на случай голода, чтобы женщины не боялись рожать детей, а дети жили долго и счастливо в мирной стране. Вот если это – твоя цель, тогда то, что нам назначили командира, и для тебя должно быть хорошей новостью. Да, меня как командира отодвинули на задний план, но я ведь все еще в строю, я могу приносить пользу людям! Разве этого мало?
– Да… Поворот, – задумчиво протянул Казанец.