Судить буду я

Как только Сенатор покинул кабинет, Артур Александрович вызвал секретаршу и попросил свежий чай, отчего-то мучила жажда, а сам, подойдя к окну, выходящему на площадь перед входом, распахнул створки, и сразу шум города ворвался на четвертый этаж. Неподалеку от банка находился авиатехникум, старейшее учебное заведение Ташкента, и стайки молодых девушек в ярких национальных платьях шли то туда, то оттуда, словно приливная и отливная волна одновременно. "Отчего вдруг местные девушки потянулись к авиации?" — появилась и тут же пропала мысль. Он еще весь был в недавнем разговоре и автоматически продолжал рассуждать — что же следует из поспешного бегства Сенатора? Выходило, что Сухроб Ахмедович своим отрицанием сам подсказал решение проблемы. Если Сенатор по возвращении из Москвы не вернет документы, то он действительно поставит в известность людей, чьи тайны оказались в руках у Акрамходжаева. В первую очередь он скажет, конечно, тем, кто а ныне у власти, и. можно быть уверенным, что они больше никогда не дадут Сухробу Ахмедовичу подняться — на Востоке такие трюки не прощают, особенно слабым, сегодня Сенатор был не на коне. Ведь даже Тулкун Назирович, обмолвившийся неделю назад, что Сенатору вряд ли подняться, по большому счету, из-за Камалова, не знал, что у того имеется еще достаточно компромата на него самого, вороватый братец Уткур лишь эпизод, и шантаж из-за вакантного места в ЦК партии в свое время — не последнее, что может выкинуть тщеславный Сенатор. Ух взовьется Тулкун Назирович, когда узнает, как коварно обставил Сенатор всех.

Человека, сидящего на пороховой бочке с горящим фитилем, стоило ликвидировать, не дожидаясь взрыва. Чтобы снова вернуться к власти, Сенатор никого не пожалеет. И если Сухроб Ахмедович не покается и не вернет документы, заинтересованные лица могут ловко отдать его в руки Камалова, на Востоке любят расправляться с врагами чужими силами, найдут для этого подходящий повод — так рассуждал Шубарин, не обращая внимания ни на журчащий внизу фонтан, ни на подъезжавшие к банку и отъезжавшие роскошные иномарки. Вернет, не вернет документы — ясно, что Сенатор оказался человеком ненадежным, и вряд ли с ним стоит иметь дело в будущем, большой бизнес все-таки стоит на порядочности. И тут неожиданно, у распахнутого окна, ему пришло и решение по "Лидо". Рвать так рвать сразу, по всему фронту, не жалея о выгодах от доходного ресторана, продолжал рассуждать Шубарин. Как-то неловко было быть вместе с "сиамскими близнецами" совладельцем курочки, несущей золотые яйца, и вместе с тем желать отмежеваться от них окончательно и навсегда. Какие бы доходы ни приносил "Лидо", принципы для него были всегда важнее, да и деньги никогда не заслоняли жизнь, к тому же с открытием банка они увеличивались в геометрической прогрессии. Желающих купить его пай сколько угодно, нынче и официальные миллиардеры в Ташкенте появились, но опять же он свою долю не всякому уступит. Он мог предложить пай Коста, если тот захотел бы заняться делом, но ресторан Джиоева не привлекал, по его понятиям, "барыга" — не столь высокое положение для настоящего мужчины, а ведь для многих это нынче венец мечтаний. Скорее всего он уступит свой пай, между прочим самый крупный, Наргиз и Икраму Махмудовичу, они многое сделали для "Лидо" и вряд ли забудут его щедрый жест, понимают, что это такое — уступить ни с того ни с сего контрольный пай в доходах лучшего ресторана столицы.

Неожиданное решение расстаться с "Лидо" подняло настроение Артуру Александровичу, и он с удовольствием откликнулся на приглашение к чаю, сделанное секретаршей, и мысли о Сенаторе, так долго преследовавшие его, улетучились мгновенно. Бывали у него такие минуты, когда он так легко мог поставить точку в долгих рассуждениях и переключиться сразу на другое, тоже мучавшее его. За чаем он вдруг подумал — почему он так легко и даже радостно расстается и с "Лидо", и с Сенатором, и с Миршабом? Он ощущал какую-то приподнятость в душе, но сразу не понял отчего, отгадка пришла чуть позже, случайно, когда минут через десять зазвонил телефон и ему пришлось вернуться за рабочий стол.