Судья Ди за работой

— Здесь какая-то ошибка. Утраченная бумага должна была иметь отношение к приобретению амуниции, так как следующий номер, П-405, с заявкой на кожаные ремни, ссылается на П-404. Поэтому «П» в П-404 должно относиться к «Приобретениям», а не к «Персональным делам».

— Святые небеса! — воскликнул комендант. — Переписчики иногда ошибаются, разве не так? Что ж, премного благодарен за то, что посетили нас, наместник. Дайте мне знать, когда у вас сложится мнение об убийстве Су.

Когда судья спускался по лестнице, до него донесся голос коменданта, который, обращаясь к своему помощнику, ругал «эти дурацкие бумажки с красными тесемками».

Горячее полуденное солнце превратило причал перед воротами в кирпичную печь, но как только барка вышла на речной простор, задул приятный освежающий ветерок. Старший солдат проследил за тем, чтобы судья и оба его помощника заняли удобные места на корме под зеленым матерчатым навесом.

Сразу после того, как дневальный принес большой чайник и удалился в трюм, Ма Жун и Цзяо Тай набросились на судью с вопросами.

— Я, право, не знаю, что и думать, — медленно проговорил судья Ди. — На первый взгляд, все говорит против Мина, но есть у меня туманное подозрение, что этот дурачина кого-то покрывает. А вы двое что-нибудь разузнали?

Ма Жун и Цзяо Тай покачали головами. Цзяо сказал:

— Мы долго беседовали с командиром стражи, который дежурил в ту ночь, когда Мин вернулся в крепость после нашей попойки. Он благоволит к Мину, точно так же, как и все в этой крепости, и не имел ничего против того, чтобы дотащить Мина до комнаты, хотя дело это было вовсе не из легких. А Мин еще во всю глотку орал непристойные куплеты. Боюсь, он разбудил всех своих однополчан! Командир сказал еще, что Мин, хоть и не водил дружбы с Су, но уважал его как способного военачальника и не принимал близко к сердцу его частые вспышки гнева.

Судья Ди никак не отреагировал на это сообщение. Долгое время он молчал. Потягивая чай, он смотрел на мирные картины, проплывающие за бортами баржи. По обоим берегам реки тянулись зеленые рисовые поля, испещренные желтыми кружками крестьянских соломенных шляп. Наконец судья заговорил:

— Старший командир Ши Лян также полагает, что Мин невиновен. А вот старший командир Мао, начальник воинской стражи, уверен в его виновности.

— Мин часто рассказывал нам о Ши Ляне, — сказал Ма Жун. — Мин — первый в крепости стрелок, зато Ши Лян — великолепный верхолаз.

Этот малый состоит из одних мускулов! Он учит солдат лазить. Они раздеваются до исподнего и босые преодолевают старую стену. Ши Лян требует, чтобы они использовали пальцы ног так, будто это не ноги, а руки. Когда солдаты нащупывают опору, они цепляются пальцами ног за какую-нибудь трещину и подтягиваются до упора повыше, повторяя это, пока не взберутся на стену. Хотел бы я как-нибудь сам попробовать! А что до старшего командира Мао, он всегда всех во всем подозревает; любой это подтвердит.

Судья Ди кивнул.

— Мин сказал, что два корейца оплатили вашу пирушку.

— О, это все из-за глупой шутки, которую мы с ними сыграли! — несколько смутившись, воскликнул Цзяо Тай. — У нас было веселое настроение, и, когда Пак спросил о нашем ремесле, мы все трое сказались разбойниками. Простаки-то сразу и поверили; они сказали, что когда-нибудь у них может найтись для нас работа. Когда мы хотели оплатить свою долю, выяснилось, что они уже рассчитались за всех.

— Но на следующей неделе, когда они вернутся из столицы, мы собираемся встретиться снова, — продолжил Ма Жун. — Тогда мы расскажем им правду и оплатим вечер. Мы не попрошайки!

— Это может их разочаровать, — добавил Цзяо Тай, — потому что Пак и Йи ожидают платы за три джонки и настроены на большой кутеж. Кстати, ты понял, что там было такого смешного насчет трех джонок, братец Ма? Рассказав нам об этой своей коммерции, они оба чуть под стол от смеха не свалились!

— Я тоже чуть там не оказался… — уныло протянул Ма Жун.

Судья не расслышал последнюю фразу. О чем-то задумавшись, он медленно пощипывал свою черную бороду и вдруг обратился к Ма Жуну:

— Расскажи мне поподробнее о том вечере. Особенно о том, что говорил и что делал Мин.

— Ну-у, — задумался Ма Жун, — мы с братцем Цзяо отправляемся в крабовую таверну на причале — там уютно и прохладно.

Где-то к обеденному часу мы видим, как подходит военная барка и с нее сходят Мин еще с кем-то. Они прощаются, и Мин направляется к нам. Говорит, что у него был тяжелый день в крепости и что он ужасно голодный. Мы как следует подзаправились. Потом…

— Мин говорил что-нибудь о вице-коменданте или младшем командире Као? — прервал его судья.

— Ни словечка!

— Не показалось ли вам, будто у него что-то на уме?