Сергей был лишь третьим мужчиной в жизни Кати, и, может быть, поэтому она, жалуясь Челищеву и ища его сочувствия, сама не поняла, что совершила ошибку. Говорить любящему мужчине о ребенке его соперника, да еще появившемся на свет так экзотично, — только будить черную ревность (а эта ревность, кстати, и сама-то по себе никогда не засыпала в душе Сергея). К тому же Катя не знала, что время для своей исповеди она выбрала самое недоброе — Челищев не отошел еще от последних нервных потрясений, а все рассказанное Катериной воспринимал сквозь выстроенную им версию убийства Александра Владимировича и Марины Ильиничны. В этом свете история рождения и жизни Катиного сына лишь подтверждала Сергею ее лживость, коварство и удивительную изворотливость — это какой же надо быть актрисой, чтобы столько лет утаивать от собственного мужа его же сына?! Стоит ли тогда удивляться «искренним» соболезнованиям Катерины по поводу смерти Челищевых-старших?!
Поэтому Сергей молчал, выслушав долгий рассказ Катерины. Она же расценила его молчание по-своему: что тут скажешь, вот и молчит Сережа, чтобы неосторожным словом боли не добавить. Из тактичной нежности молчит. Влюбленные женщины рады обманываться ничуть не менее влюбленных мужчин…
А потом Катя снова начала касаться своими жадно-нежными губами груди Челищева, и он, ненавидя и любя эту женщину с одинаковой силой, снова не смог помешать своим рукам гладить и мять ее податливое тело… Бог ее знает, может быть, экстрасенсорикой Катерина владела, секрет какой знала?…
Только ничего не мог с собой Челищев поделать — разум и совесть протестовали, а тело любило, любило неистово и страстно, заглушая доводы рассудка, который отыгрывался после, когда тела обессиливали, насытившись друг другом… В эти мгновения Сергей люто ненавидел и Катю, и себя, и, пожалуй, себя даже больше, чем ее…
Но вот что интересно — заснув в эту ночь с Катериной в объятиях, он впервые за долгое время спал спокойно и глубоко, без измучивших его кошмарных сновидений…
На следующий день Катя умчалась по делам, когда он еще спал, заботливо оставив на кухне прикрытый полотенцем завтрак. Сергей с удовольствием поел, оделся и начал с любопытством осматривать огромную квартиру, в которой он впервые остался один. Незаметно осмотр перешел в обыск. Челищев не чувствовал стыда или неловкости. Он обыскивал квартиру по наитию, движимый ревностью, болью, обидой и, может быть, неосознанным желанием понять, чтобы простить… Так или иначе, он методично и профессионально шмонал комнату за комнатой, но, дойдя до спальни, ничего интересного, кроме нескольких довольно крупных долларовых и рублевых заначек, не обнаружил. Сергей пересчитал деньги и, положив их обратно, невольно присвистнул: если даже в не очень надежных тайниках квартиры лежат около двухсот тысяч долларов, то сколько же всего у Кати с Олегом? Деньги… Огромные деньги… Челищеву не приходилось раньше реально распоряжаться большими суммами, поэтому об истинной власти денег он мог только догадываться. Но неужели деньги действительно могут необратимо менять человеческую сущность?…
Спальня оказалась более «урожайной». В разных углах Челищев обнаружил два мастерски выполненных тайника под паркетом. В первом он нашел никелированный девятимиллиметровый «кольт» с двумя запасными обоймами к нему и никелированный же крошечный дамский браунинг. Оружие было прекрасно вычищено и смазано, хоть сейчас бери да стреляй. Во втором тайнике хранились документы — советский паспорт с фотографией Олега на имя Кирилла Ивановича Приходько и загранпаспорт Виолетты Максимовны Добрыниной, по странному капризу судьбы абсолютно похожей на Катерину. Кроме паспортов, нашлось удостоверение офицера милиции Зотова Валентина Михайловича — опять же с фотографией Олега, причем в форме, и водительские права Кати, выданные на фамилию Гончаровой.
Сергей аккуратно положил свои находки на место, стараясь чтобы они выглядели так, будто никто их не трогал, и продолжил осмотр. В шкафу с видеокассетами он рыться не стал, потому что кассет этих было несколько десятков, в основном на них записаны известные американские и русские фильмы. Но в постельном белье он нашел между пододеяльниками кассету, на которой ничего не было написано, кроме трех знаков «0+К». Челищев немного поколебался, но потом все-таки воткнул кассету в видеомагнитофон,