Сергей не помнил, сколько он простоял, вглядываясь в воду, не в силах пошевелиться. Наконец он очнулся, походкой пьяного дошел до машины, надев перчатки, достал начатую бутылку джина (в квартире он стер с нее свои отпечатки, а потом дал подержать Глазанову) и вернулся к пруду. Стараясь не смотреть на воду, он положил бутылку рядом с дубленкой депутата и отошел от воды. Челищев еще раз внимательно все осмотрел — никаких следов он не оставил, а даже если и забыл что-то, то начинающаяся поземка быстро все заметет. Он повернулся и пошел к машине, все время убыстряя шаги, — Сергею вдруг стало страшно, казалось, депутат всплывет, длинной рукой схватит его за горло и утащит на темное дно… К машине он почти подбежал, судорожно повернул ключ в замке зажигания и рванул с проклятого места…
У Финляндского вокзала он остановился, купил пачку «Кэмэла» в ночном ларьке и выкурил подряд три сигареты. Челищева бил озноб. Он пытался спрятаться от собственных мыслей, но они настигали его.
«Зачем ты убил его?»
«Он, пусть и неосознанно, участвовал в убийстве родителей. Он — пидор и негодяй, он работал на мафию, он помогал нелюдям, обманывая своих избирателей, то есть народ…»
«Пидор — не преступление, а, скорее, несчастье… К убийству родителей он имел отношение косвенное, его использовали „втемную“. На мафию его работать заставили, сломали и запугали… А что касается обманутого народа — если „мочить“ всех, кто его обманывал и обманывает, то и народу-то в России не станет. Наш народ обманывает себя сам, ему, наверное, не нужна правда… Ты убил, потому что он мог тебя раскрыть… Ты просто зачистил концы…»
Сергей вновь вспомнил плывущего в ледяной воде депутата и еле успел открыть дверцу машины, чтобы не заблевать салон. Продавщица коммерческого ларька, в котором он купил сигареты, что-то, смеясь, сказала своему охраннику и укоризненно покачала головой. Охранник вышел из ларька, подозрительно оглядел машину, но подойти не решился. Сергей вытер рот тыльной стороной ладони и запустил двигатель…
Некоторое время он бесцельно кружил по городу. Хвоста за ним не было и не могло быть, просто Челищев не хотел признаться себе в том, что боится возвращаться в пустую квартиру, откуда увез к черному пруду депутата. Ему казалось, что стоит лишь лечь спать и закрыть глаза, как явится с того света Глазанов, будет протягивать к горлу скрюченные руки… Решение пришло внезапно, когда Сергей посмотрел на часы.
Воронина! Это дело надо тоже успеть сделать сегодня. Челищев напрягся, вспоминая ее адрес: «Улица… Как я тогда в прокуратуру-то возвращался… Мориса Тореза! Так, теперь дом… Дом рядом с булочной, подъезд крайний… Хорошо, этаж… Вроде, пятый… Дверь обита вишневым дерматином, медные заклепки и латунная табличка с номером квартиры».
Была уже глубокая ночь, когда Сергей подъехал к Юлиному дому. Ее квартиру он нашел сразу, словно гончая, взявшая «верхний» след. Воронина, видимо, уже спала, потому что на звонки в дверь долго никто не отвечал. Наконец послышались шаркающие шаги, и знакомый голос, преодолевая зевоту, недовольно спросил:
— Господи, ну кто там еще?
— Записка вам, Юля, срочная, от Николая Степановича, его в Москву вызывают, — ответил Сергей, изменив голос. Юля открыла дверь, забыв, видимо, спросонок золотое правило: на незнакомый голос, и тем более ночью, лучше дверь вообще не открывать, а если открывать, то только с цепочкой… Челищев оттолкнул ее, скользнул в прихожую и быстро запер дверь.
— Привет! Нежданный гость — лучше татарина. Ты одна?
— Одна, — машинально кивнула Юля, и только после этого ее брови поползли вверх от удивления: — Челищев?! Ты что тут делаешь? Ночь уже, мне на работу рано вставать… Воронина куталась в тонкий халатик и говорила приглушенным голосом.
— Ничего, — ответил Сергей, — встанешь. На крайний — опоздаешь, тебе не впервой. Я думаю, Прохоренко тебя простит.
Сергей подталкивал Юлю в кухню, не давая сказать даже слова, лишая ее возможности соображать, собраться с мыслями:
— У меня всего один маленький вопрос; кто тебя заставил тогда переспать со мной и какая была мотивировка?
Юля ойкнула, всплеснула руками, распахнув халатик, под которым ничего не было, и инстинктивно дернулась к телефону, но Сергей левой рукой поймал ее за волосы, заставив выгнуться всем телом, а правой поднес к горлу ствол.
— Быстро, сука, отвечай! Мне терять нечего, я и так уже все знаю, будешь врать и дергаться — ебну на месте!
Юля засучила ногами, забилась, но, встретившись взглядом с глазами Челищева, видимо, что-то поняла или, скорее, почувствовала, потому что вдруг обмякла и прохрипела:
— Прохоренко… Это Прохоренко… Сергей отвел от ее шеи пистолет и толкнул Воронину на табурет.
— Будем считать, что начало у нас хорошее. А теперь давай выкладывай все — спокойно и подробно.
Юля заторможенно кивнула, не сводя завороженного взгляда с ТТ, открыла было рот, но сказать ничего не смогла — у нее началась истерика.
Челищев набрал в чашку воды из-под крана и выплеснул ей в лицо. Воронина ойкнула, всхлипнула еще раз, но постепенно стала приходить в себя.