Судья

— Отнюдь, — Точилин откинулся в кресле. — Товар наш. Одного из твоих людей мы взяли. Остальные убиты. Татарин раскололся. Все на пленке. Тебя могут арестовать в любой момент. Мне достаточно сделать вот так, — Точилин щелкнул пальцами.

Баринов провел рукой по волосам. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

— Ладно. Чего ты хочешь?

— Сделка. По-честному. Я не даю делу хода и бью отступление, — Точилин склонился над столом. — Ты выдаешь мне исполнителя.

Баринов нервно рассмеялся.

— Ты в своем уме? Это невозможно.

— Еще как возможно.

Точилин взял со стола ручку, повертел в руках.

В следующую секунду вскочил из-за стола, оказался рядом с Бариновым. Тот открыл рот, но не успел закричать.

В комнату ворвался Игорь, на ходу выхватывая пистолет. Он увидел: Точилин, у стены, мертвой хваткой держит Баринова, обвив шею левой рукой. Правая сжимает в кулаке ручку, приставленную к горлу босса.

— Не дергайся, — осклабился Точилин. — Я не шучу! Убери пушку. Пушку на пол! Сделаешь лишнее движение, я проткну ему горло.

— Тихо-тихо, — Игорь медленно наклонился, не сводя глаз с Точилина, положил пистолет на пол.

— Сюда его. Быстро!

Игорь ногой толкнул пистолет.

— Руки, руки не вижу! Руки за голову! К стене! Мордой к стене, говорю!

Игорь сделал, как велено.

Точилин быстро подобрал пистолет, отбросил ручку, схватил Баринова за шиворот. Развернул к себе. Вдавил дуло ему в нос.

— Колись, гнида. Кто стрелял?

Баринов, испепеляя следователя полным ненависти взглядом, выплюнул:

— Бубнова знаешь?

— Ну?

— Сынок его. Он стрелял.

— Так, — Точилин схватил Баринова, приставил пистолет к затылку. — Теперь молись, чтобы я вышел отсюда живым. Умру я — умрешь и ты. Пошел!

Широко зевнув, Быстров взглянул на часы.

— Три часа прошло. Пойдем, проверим. Как там наш… дружок.

Дежурный достал связку ключей, отпер решетку. В тусклом свете ламп Быстров и Чернухин зашли в камеру.

— Здорово, начальник, — оскалил гнилые зубы лысый мужик с огрызком левого уха — мочку то ли оторвали, то ли откусили. Остальные — четверо, сидят на нарах, подогнув ноги. Гогочут.

— Быстрый пришел петушка прошмонать!

— А он симпатичный!

— А то! Человек душ принял!

— Га-га-га!

— Тихо, тихо! — Чернухин обвел заключенных строгим взглядом. Ему в ответ беззубо улыбались.

Быстров, нахмурясь, оглядел камеру.

Покровский с угрюмым видом сидел в углу на грязном полу. Его куртка пропала. Две верхние пуговицы рубашки вырваны с мясом, рукав разодран. Лицо со свежими синяками, верхняя губа разбита. Вдобавок волосы мокрые. Быстров с мимолетной жалостью понял — Покровского окунули в унитаз.

— Покровский, на выход!

Павел вздрогнул, затравленно глядя на капитана.

Гогот.

Вскочил. Губы дрожат.

— Вы за это ответите. Мой адвокат из вас душу вытрясет!

Сокамерники встретили и это заявление грубым хохотом.

Покровский приблизился. Быстров учуял запах мочи.

Павла не окунули в унитаз. Его окатили дождичком.

Капитан оглядел ухмыляющиеся рожи.

— Кто это сделал?

Молчание. Глаза хитро блестят.

— Верните его одежду.

— А нету, — заявил парень с половиной уха.

— Без шуток мне! Посмотрите, что вы с ним сделали!

— А это не мы. Это… Судья!

— Да. Зашел в гости!

— Думаешь, пошутил? — сказал Чернухин. — Он до вас еще доберется. Муха, ты его раздел? А ну!

Обкуренного вида лысый парень соскочил с вагонки на пол, встал на колени. Запустил руку под нары. Вытащил синюю ветровку, от грязи приобретшую серый оттенок.

Бросил Павлу.

— На, жених!

Павел с бледным лицом смотрел в пол. Быстров взял его под локоть.

— Идем.

Вслед закричали:

— Пока, женишок!

— Невеста, поди, заждалась! Еще бы! Такой красавчик! Ха-ха!

Чернухин запер камеру.

— Ну, нар-род! — сказал он, усмехаясь.

— Вы за это заплатите, — сказал Павел.

— Да, я слышал, — Быстров взял пепельницу, которая за вечер наполнилась до краев. Высыпал бычки в мусорное ведро в углу, вернулся за стол. — Ну? Ты подумал?

Павел нахмурился, играя желваками…

— Подумал. Я сделаю все, что хотите.

— Отлично, — сказал Быстров, сдерживая улыбку торжества.

— Но при одном условии.

Павел наклонился вперед.

— Вы гарантируете безопасность Инны Нестеровой.

Быстров кивнул.

— Хорошо. Постараемся.

Точилин сел за стойку. Бармен, протирая стакан, спросил с вежливой улыбкой:

— Что-то хотели?

— Вермут.

Рядом сидел мужчина с недельной щетиной и воспаленными красными глазами. Перед ним стояла бутылка водки и стакан.

Поймав взгляд Точилина, мужчина с недовольным видом спросил:

— Ну? Как жизнь?

— Да как всегда, — Точилин отпил из бокала. — А у тебя?

Сосед, утробно рыгнув, некоторое время сопел, глядя на свои волосатые руки.

Достал пачку сигарет.

— Будешь?

— Давай.

Мужчина поднес зажигалку. Точилин кивком поблагодарил.

Новый знакомый, глядя на дно стакана, сказал:

— Я здесь давно уже. Вторую неделю не вылезаю.

— Заливаешь горе?

— Пропиваю последние деньги. Уволили меня. Сокращение штатов.

— Бывает.

Мужчина выпустил дым.

Он говорил, не глядя на Точилина — тот был всего лишь парой ушей, в которые можно влить свои горести. На месте Точилина мог быть кто угодно — даже глухонемой.