Быстров остановился, уставившись на Павла. Павел сузил глаза.
— Хороших людей? Ты плохо понимаешь, чего хочет Судья. Никто из убитых не был «хорошим человеком» в твоем понимании. Я вообще сомневаюсь, есть ли в Холмах хоть один хороший.
— Тем не менее, Его деятельность — преступна. У Судьи могут быть какие угодно цели, но это Его не оправдывает.
— Ну, мне ты можешь не рассказывать.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга через комнату. Быстров тихо сказал:
— Помоги мне.
Павел покачал головой.
— Вы никогда не возьмете Его.
— Возьмем. С божьей помощью.
— Откуда ты знаешь, может, Бог на Его стороне?
Быстров смерил Павла внимательным взглядом.
Подошел к двери, высунулся в коридор. Вернулся с двумя дежурными.
— Посадите этого в камеру. Пусть помаринуется.
Павел вскочил.
— Мне нужно сделать звонок! Иначе буду жаловаться!
— Ах, чтоб тебя, — Быстров поморщился. — Дайте ему позвонить. Потом… знаете что, посадите-ка его в общую.
Капитан зло усмехнулся. Павел побледнел, но не опустил глаз.
Когда Покровского увели, Чернухин покачал головой.
— Не слишком ли круто?
Быстров сел за стол. Помрачнел.
— Сам знаю. Но выбора нет.
Капитан потер лоб.
— Я устал. Мне все осточертело. Я хочу разобраться с Судьей. Как можно скорее. А потом… возьмемся за остальных.
— Думаешь, Покровский поможет?
— Не знаю, — Быстров сунул в рот сигарету, поднес зажигалку.
— А остальные — кто?
Быстров безумно расхохотался, выпуская дым из ноздрей.
— Ну кто? Баринов, сатанисты, убийца Марии и Алеши. А потом — они, — Быстров кивнул головой на дверь.
Чернухин испуганно взглянул на друга.
— С ума не сходи, Володя. Точилин не смог, а ты сможешь?
Быстров раздраженно смял сигарету.
— Только про Точилина мне не говори! Для Точилина все кончено.
Взгляд Быстрова посуровел. Таким его Чернухин никогда не видел.
— Перед Точилиным у меня есть огромное преимущество.
— Какое?
Быстров холодно посмотрел на него.
— Я не женат.
— Инна? — Павел сжал трубку, поглядывая на дежурного, который с бесстрастным лицом стоял у стены.
— Павел? Что стряслось? Где ты? У тебя такой голос…
— Я попался. Меня загребли.
— Ты в тюрьме? — в голосе Инны звучала целая гамма эмоций: изумление, страх, паника, раздражение. — Что ты опять натворил?
— Сейчас — ничего. За убийство семилетней давности.
Молчание.
— Ясно. Я позвоню адвокату дяди в Москве.
— Думаешь, он вытащит меня отсюда?
— Уверена. Дядю он однажды отмазал… долго рассказывать. Тебя выпустят под залог.
— Ты там держись, ладно?
— Конечно, — Инна усмехнулась. — Что мне еще остается!
Павел поморщился.
— Пока.
— Пока.
Он положил трубку.
Поигрывая наручниками, подошел дежурный. Павел выдавил улыбку.
— Пора в клетку со львом?
— Хуже, — мрачно изрек дежурный. — Намного хуже.
Глава 36. Намного хуже
Около трех ночи Баринов покончил с бумагами. Присвистывая, размял спину, встал из-за стола. Настроение у Валерия Георгиевича было отличное.
«Теперь Я в городе главный. Бубнов мертв — какая удача! Точилин несколько дней будет занят похоронами. А потом станет уже не опасен».
В дверь без стука сунулся Игорь. Баринов дернулся.
— Тебя стучать учили?
— Посетитель, — скорбно улыбаясь, сообщил Игорь.
Баринов разинул рот.
— В три часа ночи? С цепи все сорвались, что ли? Не иначе, сам Дьявол пожаловал ко мне на чашку чая!
— Намного хуже, — послышался голос из-за двери. Игоря втолкнули в комнату. Вошел мужчина с бледным, исхудалым лицом. Баринов с ужасом узнал Точилина.
— Он чист, — сказал Игорь.
— Я чист, — Точилин сел в кресло. — Как Богоматерь.
Его осунувшееся лицо озарила кривая улыбка. Волосы всклокочены. Баринов почуял мерзкий запах изо рта следователя.
Он кивнул Игорю.
— Оставь нас. Стой за дверью.
Дверь закрылась. Точилин поднял глаза.
— Боишься?
— Благоразумие — основа доблести, — Баринов сел. — Чай? Кофе? Сигарету?
— Цианистого калия, если можно.
— Перейдем к делу. Чего ты хочешь?
Он сам удивлялся собственному хладнокровию.
Точилин заговорил бесцветным голосом человека, не спавшего двое суток:
— Мою жену и моего сына убили. Мы оба знаем, кто заказчик.
Точилин сузил глаза. Баринов моргнул, но глаз не отвел.
— Глупое решение. Надеялся испугать меня, Барин? Зря. Я не оступлюсь, — теперь в голосе Точилина прорвались злость и отчаяние. — Почему их? Почему не меня?
Баринов молчал.
Следователь облизнул сухие губы. Его глаза увлажнились. Баринов вдруг почувствовал жалость. Сколько раз за последние дни плакал этот человек?
— Это бизнес, Александр Сергеич. Правила игры ты знаешь. Кто просил тебя совать нос в наш — в мой — город?
Сжав кулаки, Точилин процедил:
— Город не твой. Он никогда не будет твоим. Если бы ты взял их в заложники… тогда бы я еще подумал. А теперь мне нечего терять. А тебе — есть, что.
— Не бросайся пустыми угрозами. Ты теряешь лицо.
Точилин улыбнулся своей мерзкой улыбочкой. Следующие его слова стерли торжество с лица Баринова:
— Мы взяли грузовики. Товар арестован.
Баринов побледнел.
— Блеф.