Судебные речи

Остается решить, чем вызваны были эти побои и насколько при нанесении их Дорошенко действовал сознательно, понимая, что он делает? Подсудимый объясняет, что был раздражен и рассержен грубостями и дерзким обращением извозчика. Но свидетели Склаво, Ковалевский и Буймистров единогласно утверждают, что в требованиях извозчика не было ничего дерзкого и он грубостей никаких не говорил, а тем более не размахивал руками и не задевал подсудимого. Он, быть может, только громко говорил, но это еще не причина к раздражению. Отсутствие раздражения доказывается и тем, что другие лица, находившиеся на месте происшествия, не видали поводов к раздражению, и одно из них даже сделало замечание Дорошенко в защиту Северина. Притом, это был не единичный случай, не случай, в котором человек тихий и смирный был выведен из себя и на время забыл и благоразумие, и осторожность. Побои, нанесенные Северину, не были припадком вспыльчивости, в которой человек не помнит себя, но затем тотчас же остывает. Это было, по-видимому, делом довольно обыкновенным для подсудимого. «Не смеете распоряжаться в моем доме, здесь я хозяин!» — кричит он в ответ на замечание Склаво о том, что извозчика бить не за, что, и затем объясняет, что «бьет всех извозчиков без различия». Защита старалась выяснить здесь своими вопросами свидетелям — хорошо ли обращался подсудимый с женою? Я хорошенько не понимаю, к чему служат эти вопросы. Что же доказывается хорошим обращением с женою? Дорошенко не обвиняется в отсутствии семейных добродетелей, и хорошее обращение с женою нисколько не доказывает, чтобы он не был способен дурно и самоуправно обращаться с другими лицами, а особенно с извозчиками, которых он «бьет всех без различия». Притом если бы и было доказано, что подсудимый действовал в пылу раздражения, более или менее основательного, то и это не может" служить к его оправданию, а лишь, по закону, к смягчению его вины. Перехожу к вопросу о том, действовал ли подсудимый сознательно? Вопрос этот должен быть решен утвердительно. Подсудимый не только не был пьян до бесчувствия, до отсутствия сознания своих поступков, но он не был даже просто в состоянии опьянения. Он был лишь только навеселе, т. е. в том состоянии, когда человек может себе отдавать полный отчет в своих действиях. «Господин Дорошенко уехал от меня слегка навеселе, как обыкновенно после именинного ужина», — говорит свидетель Веприцкий. «Господин Дорошенко приехал в Григоровку не пьяный, — говорит Стефанович, — а только «под фантазией». Из показаний свидетелей ясно, что подсудимый действовал с полным сознанием и своих обычаев, и своих прав. Он понимал также и значение того, что делал, понимал, что нанесение им извозчику побоев не есть действие законное — и вот почему, когда Склаво собирается ехать с Севериным и выходит в переднюю, в темной передней щелкает ключ, кто-то пробегает и слышится голос Дорошенко: «Теперь можете ехать!» Склаво, таким образом, насильно удержан, а Ковалевскому дано приказание поскорее выпроводить извозчика из Григоровки. Ковалевский в точности и покорно выполняет это поручение, как покорно вносил за Дорошенко в комнату привезенное им вино и как покорно обещал впоследствии скрывать истину, если возникнет дело о побоях. Только последнего поручения он во всей точности не исполнил: пришлось показывать под присягой, и совесть взяла верх над благодарностью за рекомендацию и подарок. Таким образом, Дорошенко сознавал свои действия и старался предотвратить их последствия, конечно, последствия только по отношению к себе. Я полагаю, кончая первую часть обвинения, что едва ли может возникнуть сомнение в том, что побои были действительно нанесены Северину подсудимым сознательно и с намерением, т. е. с целью причинить именно какую-либо телесную боль Северину, без всякого, впрочем, умысла на убийство, на причинение ему смерти. Однако смерть причинилась…