Судьбы наших детей

Дядька — дезертир — поднялся из-за бирюзового валуна и бодрой поступью прошел в школьный двор. Он содрал со своего мундира все знаки различия. Это придавало ему довольно официальный вид, не указывая в то же время на род занятий. Из всего снаряжения, которое было у него до побега, Дядька оставил себе кинжал, маузер одиночного боя и одну гранату. Все это он припрятал за валуном, вместе с похищенным велосипедом.

Дядька решительно подошел к мисс Фенстермейкер. Он сказал ей, что ему необходимо немедленно побеседовать с мальчиком Хроносом по делу государственной важности — с глазу на глаз. Он не сказал, что мальчик — его сын. Отцовство не давало Дядьке никаких преимуществ. А вот официальная миссия давала ему право расспрашивать о чем угодно.

Бедную мисс Фенстермейкер было нетрудно провести. Она согласилась предоставить Дядьке для беседы с Хроносом собственную комнату.

Комната была завалена неразобранными школьными документами, иные даже пятилетней давности. Мисс Фенстермейкер здорово запустила работу — настолько, что прекратила занятия в школе до тех пор, пока не разберется со всеми бумагами. Отдельные кипы документов обрушились, образовав завалы под столом, в коридоре и в уборной.

В комнате стоял также открытый канцелярский шкаф, отведенный под коллекцию горных пород.

Никто никогда не проверял работу мисс Фенстермейкер. Никому до нее дела не было. Она имела диплом преподавателя, выданный в штате Миннесота, в США, на Земле, в Солнечной системе Млечного Пути, а все остальное неважно.

Чтобы поговорить с сыном, Дядька сел за стол, в то время как Хронос стоял перед ним. Хронос сам не пожелал садиться.

Обдумывая, что сказать, Дядька машинально выдвинул ящики стола мисс Фенстермейкер и обнаружил, что они тоже забиты горными породами.

Юный Хронос смотрел подозрительно и недружелюбно; он придумывал, что бы такое сказать, прежде чем заговорит Дядька, и сказал:

— Чушь.

— Что? — спросил Дядька.

— Что бы ты ни сказал, это — чушь, — ответил восьмилетний мальчуган.

— Почему ты так думаешь? — удивился Дядька.

— Все, что люди говорят, — чушь, — буркнул Хронос. — И какая тебе разница, что я думаю? Когда мне стукнет четырнадцать лет, вы все равно засунете мне в голову эту штуковину, и я буду делать все, что вам заблагорассудится.

Он имел в виду, что антенны вставляются детям по достижении четырнадцатилетнего возраста. Сделать это раньше не позволяют размеры черепа. Когда ребенку исполняется четырнадцать, его посылают в госпиталь на операцию. Ему обривают голову, а врачи и медсестры подшучивают, что он становится взрослым. Прежде чем ввозить ребенка в операционную, его спрашивают, какое он любит мороженое. И когда он просыпается после операции, его уже поджидает огромная тарелка именно такого мороженого, а еще — кленовые орешки, бисквитики, шоколадные дольки — все, что душе угодно.

— Твоя мать тоже говорит чушь? — спросил Дядька.

— Да, с тех пор как в последний раз вернулась из лечебницы, — ответил Хронос.

— А твой отец? — осведомился Дядька.

— Про него я ничего не знаю, — отмахнулся Хронос. — И плевать. Он набит чепухой, как и все остальные.

— А кто не набит чепухой? — спросил Дядька.

— Я, — гордо сказал Хронос, — один я.

— Подойди поближе, — попросил Дядька.

— С какой стати? — удивился Хронос.

— Я хочу шепнуть тебе кое-что важное.

— Сомневаюсь, — сказал Хронос.

Дядька встал, обошел вокруг стола, подошел к Хроносу и прошептал ему на ухо:

— Я твой отец, малыш. — Когда Дядька произносил это, сердце его колотилось, как пожарный колокол.

Хронос даже не шевельнулся.

— Ну и что? — спросил он с каменным лицом. Он никогда не получал никаких указаний на этот счет, не встречал в жизни ни одного примера, доказывающего, что отец зачем-то нужен. На Марсе это слово лишено эмоциональной окраски.

— Я пришел вызволить тебя отсюда, — сказал Дядька. — Нам нужно удрать.

Он легонько погладил мальчика по руке, пытаясь хоть как-то растормошить его. Но Хронос отбросил руку отца, как пиявку.

— А для чего? — резко спросил он.

— Чтобы жить! — сказал Дядька.

Мальчик равнодушно посмотрел на отца, как бы пытаясь понять, зачем он должен связывать свою судьбу с этим незнакомцем. Потом достал из кармана свой амулет и потер его ладонями.

Воображаемая сила, которой снабжал его амулет, делала его достаточно сильным, чтобы никому не доверять и жить точно так же, как он жил раньше, — в славе и одиночестве.

— Я и так живу, — сказал он и добавил: — У меня все хорошо. Убирайся к черту!

Дядька отступил на шаг. Уголки его рта опустились.

— Убираться к черту? — прошептал он.

— Я всех посылаю к черту, — сказал мальчик. И сделал было попытку добродушно улыбнуться, но она его сразу утомила. — Ну что, можно мне вернуться к игре?