Судьбы местного значения (СИ)

Уже у перелезшего бойца, дед попытался вынуть из подсумка гранату. Лукин взглянул Яснопольскому в глаза и понял — не переубедить.

— Отдай, Клим.

— Французская ишшо, ладноть! — хмыкнул старик, получив гранату. — Это… идите, мужики, и не поминайте лихом!

Иван Андреевич развернулся и зашагал к выходу, с трудом перебрасывая негнущуюся ногу. Уже у выхода вытащил кольцо, прижал руку с лимонкой к сердцу, прикрыв полой пиджака.

— Хальт! — выкрикнул немец, встречая выходящего старика.

Яснопольский дышал тяжело. Шагать было трудно, зная — что впереди, но иначе он не мог. Перекидывая искалеченную ногу на ступень ниже, отпустил предохранительную скобу, негромко хлопнул капсуль. Немцы не насторожились. Потекли последние секунды. Иван Андреевич остановился, спустившись с крыльца. Посмотрел на Евдокию Михайловну — тело так и лежало у кустов.

— Уже скоро, Дуняша… — и на душе стало спокойно и легко.

Мотоциклист тронул свой цундапп, намереваясь объехать корпус госпиталя. Остальные немцы настороженно приближались. Это хорошо.

— Wer bist du? — спросил немец, направив в грудь карабин.

— Смерть ваша! — ответил дед торжествующе. — Гореть вам в аду!..

Лукин успел миновать выкошенный луг. До кустов остались какие-то метры, как боец прикрывающий отход дал очередь за корпус. Взревел двигатель, из-за угла вылетел цундапп и воткнулся в акацию. Одновременно за зданием грохнуло, а потом немцы заголосили. Это, прибавил прыти. Не дураки, сразу поймут и преследование начнут.

— Ходу! Ходу!..

Очередь и разрыв насторожили. Следом послышались выстрелы маузеров.

— Эх, тихо не вышло, — посетовал Дюжий, досадливо стукнув по колену. И тут же зубами от боли скрипнул. — Вот что, Маша, жди тут ребят, а я вон туда. Прикрыть ваш отход надо.

— А… — начала было Кузнецова, но сержант её перебил:

— Надо, Маша, надо!

И прихрамывая, полез на откос, где росла разлапистая ветла с толстым стволом.

Лукин и Карасев сбежали в лощину последними.

— Красин, Тамарин, — сказал капитан, — смените ребят на носилках. Где Дюжий?

— Позицию занял, вон у ивы.

Лукин посмотрел вверх и увидел Дюжего. Лицо серьезное. Сержант кивнул. Лукин, помедлив, тоже.

— Уходите, товарищ капитан госбезопасности, — сказал Карасев. — Мы прикроем.

— Хорошо, — кивнул Лукин. — Красин, Тамарин, Кузнецова, вниз по оврагу марш! — потом он посмотрел на сержантов. — Вы это, мужики, оттяните немцев вверх по оврагу, и уходите. На северо-западе, у излучины реки мы вас будем ждать до утра.

Сказал и быстро догнал носильщиков. Через минуту за спиной разгорелся бой. Несколько взрывов, короткие, но злые очереди, перестук карабинов, вновь взрывы…

В груди болело. Понимали мужики на что шли. Но у излучины они будут их ждать. И надеяться…

Глава 6

Костер давно прогорел. Угли еле тлеют. Небо посветлело, но в чаще еще темно. Серые контура деревьев вокруг и тела спящих бойцов. Устали ребята, сопят, похрапывают.

Глаза слипаются, но спать… нельзя спать — опять приснится…

Чичерин дотянулся до котелка, вода еще оставалась, теплая, но немного взбодрила. И вновь мысли о Витьке. Нет, лучше не вспоминать. Но такое захочешь, не забудешь. Страшная смерть…

Если бы не сержант, так и сидел бы в немом отупении, глядя, как немецкий танк двигается к мосту, размазывая гусеницами мертвых коров и людей…

А друга не видно. Слишком много навалило тел меж мостовых перил. Смог ли он добраться до обрыва и замкнуть цепь? И вдруг он видит Витьку. Он что-то говорит. Нет, ничего не слышно далеко, и нельзя в канонаде боя ничего услышать. Можно только видеть. Можно ли увидеть крик? А вот можно!

«Взрывай Юрка! Взрывай!»

Танк дополз уже до середины моста.

— Взрыва-ай! — отдалось в голове многоголосьем.

— Йы-ы-ы! — взвыли рядом. Тело пробило ужасным холодом. Стало до жути страшно.

Что-то сержант орал, дергая машинку к себе, но оглушенный лейтенант резко повернул ключ и навалился на ПМ-2, вдавливая её в песок. *

Земля вздрогнула, и пришел оглушающий рев, после исчезли все звуки…

Невольный стон. Встрепенулся сержант. Осмотрелся, сонно моргая, уставился на Чичерина.

— Не спите, товарищ лейтенант?

— Да вот… — пожал плечами Чичерин. Получилось виновато и как-то по-детски.

Степаненко сел, потер лицо, затем глотнул воды из котелка.

— Этим нужно переболеть, и желательно быстро, — жестко сказал сержант. — На войне убивают, лейтенант. От этого не денешься. Поминать и оплакивать будем потом. А сейчас надо воевать. С умом. Ты командир. И бойцы на тебя как на знамя смотрят…

А ведь прав сержант. Если б не он…