Судьба-волшебница

– Бабушка, – не оборачиваясь, позвала она, и в прихожей появилась женщина в цветастом платье и переднике, волосы спрятаны под косынку, руки она держала перед собой, они были в муке. Я сунула ей под нос приготовленное заранее удостоверение.

– Вы из полиции, что ли? – нахмурилась она.

– Я – журналист.

– Я думала, удостоверения только у полицейских. Заходите, если пришли.

Она отправилась в кухню, я за ней. На столе стоял противень с пирогами.

– Мне тут доделать надо, – сказала Татьяна Евгеньевна и принялась смазывать пироги взбитым яйцом.

Девчушка устроилась на табурете. Татьяна добродушно прикрикнула:

– Брысь отсюда… – и девочка неохотно ушла. – Не надоело вам? – спросила хозяйка, отправляя пироги в духовку.

– Журналисты у вас уже были?

– Были. Хоть бы головой своей подумали: ну чего я знаю? Да ничего. У хозяев своя жизнь… Елена мне отпуск дала. На неделю. Вот я и стряпаю. Внучку порадую. А то все некогда.

– Елена – это хозяйка?

– Ага. Елена Владимировна.

– Она сейчас где, не знаете?

– Да вроде уезжать не собиралась. Куда ехать, если завтра похороны?

– Завтра? – переспросила я. – Значит, она в своем загородном доме?

– Я бы там ни в жизнь не осталась после такого… наверное, есть какая-нибудь родня, приютили.

– То есть вы из родственников ни с кем не знакомы?

– К ним вообще редко кто заглядывал, – пожала Татьяна плечами. – Хотя наверняка не скажу. Я ведь в шесть обычно уходила, чем они вечером занимались, да кто к ним ходил…

– Следователи вопросами замучили? – посочувствовала я.

– Не особо. Я ж говорю, какой с меня спрос? Пришла, убралась, сготовила чего надо и ушла…

– Давно вы у них работали?

– В декабре год будет. Уж не знаю, какие у Елены планы, может, придется новое место подыскивать.

– У хозяйки, кажется, со здоровьем неважно?

– Ага. По полдня в постели лежит. Встанет, поклюет чего-нибудь на кухне, и опять в кровать. Летом на качелях спит. Только диву даешься, как бока-то не отлежала. – В голосе Татьяны чувствовалось раздражение, вряд ли она испытывала симпатию к хозяйке.

– А что у нее за болезнь?

– Сердце, давление, вроде инфаркт был… не знаю.

– Вы с ней на эту тему не говорили?

– Нет. Мы вообще не больно разговаривали, так, по хозяйству что спрошу, она ответит.

– То есть дружеских отношений не возникло?

– Какая же дружба, если она мне деньги платит? А мне, значит, надо угождать. Ты не подумай, я ничего плохого про нее сказать не хочу, она баба неплохая. Платили исправно, лишней работой не загружали. Чего мне еще нужно?

– А покойный хозяин как вам?

– Витька-то? – переспросила она. – Потаскун… – тут она едва не подпрыгнула. – Вот ведь дура, распустила язык. Еще места лишусь…

– Не беспокойтесь, – заверила я. – Если хотите, я статью сначала вам покажу. Меня интересует личная жизнь Кудрявцева и его супруги, но я не стану сообщать, от кого сведения. Обойдусь словами: по мнению лиц, хорошо знавших семью…

– До чего вы, журналисты, хитрющие.

– Вам за интервью оплата положена, – ввернула я. – Правда, небольшая. – Покопалась в сумке и протянула Татьяне две банкноты. Она смотрела на них, вроде бы не решаясь взять, но взяла и быстро убрала в карман передника.

– Внучке на подарок. Только я об их жизни мало что знаю…

– Вы сказали, что Виктор Васильевич был…

– Потаскун, – с готовностью кивнула она. – Все так.

– Какие-то слухи до вас доходили?

– Да какие слухи? Он Ленку свою в санаторий отправит, и понеслась душа в рай. Девок в дом таскал. Приеду с утра, а под кроватью то лифчик, то в пепельнице окурки с губной помадой. Еще презервативы тут же бросит, свинья такая, а мне убирай. Вот что значит деньги: не будь их, кто на него взглянул бы? А с деньгами – король, да и только. Еще и выбирал помоложе.

– Вы кого-то из них видели?

– Одну видела. Задержалась как-то с уборкой, а он с ней притащился.

Очень скоро выяснилось, говорит Татьяна, судя по всему, о моей подружке детства.

– Совершенно наглая девка. Хоть бы смутилась. Куда там. И ему хоть бы что. Сказал только: «побыстрее заканчивай и иди».

– Елена о его увлечениях знала?

– Увлечения, – хмыкнула домработница. – Говорю: потаскун. Знала, наверное. Как не знать. Но, видать, терпела.

– При вас они не ссорились?

– Никогда. Он к ней всегда уважительно относился. Ни в жизнь бы не подумала, что изменяет. «Леночка… Котеночек…» – передразнила она. – Я, знаешь, что думаю: виноватой она себя считала, что детей у них нет. Вот и закрывала глаза на его паскудства.

– Елене сколько лет? – спросила я.

– Она точно вобла сушеная, поди разберись. Лет сорок пять, должно быть. Весной двадцать пять лет совместной жизни отмечали, то есть хотели. Ресторан заказали… А накануне она слегла, и отмечали вдвоем. У камина.

– Может, ей просто хотелось побыть с ним наедине?

– Может. Только почто тогда деньги на ресторан тратить? По мне, баба она взбалмошная. Лежит-лежит, а потом раз – и за границу усвищет. В санаторий. Наши санатории не уважает. Может, там ей легче было, может, даже совсем хорошо.

– Что вы имеете в виду? – насторожилась я.

– Она ведь муженька своего лет на пятнадцать моложе. Я-то знаю их совсем ничего, и что там раньше было…