Судьба-волшебница

– Конечно, найдется, – засуетилась я. – И тапочки есть. От квартирантов остались…

Через полчаса мы пили чай, сидя в моей гостиной. Я принесла от Стаси шарлотку, а также мужской полосатый халат, с рассказом о гибели Горы решив повременить.

– Осталось от моего последнего увлечения, – передавая его мне, заявила старушка. – Бездна восхитительных воспоминаний.

– Непременно мне расскажете, – невероятно заинтересовалась я.

– Потом. Нельзя заставлять мужчину ждать. Они на это просто не способны. У меня есть шампанское и прекрасный крабовый салат.

– Стася, у нас не свидание.

– А что? Зоська, не будь дурой. Долой условности, – рявкнула она. – Жизнь дается только раз.

– Индусы с этим не согласны.

– Что они понимают. Кстати, об индусах. Может, возьмешь «Камасутру»?

– А у вас есть? – обалдела я.

– Конечно. В моем возрасте так мало плотских радостей. Сама подумай, не порнографию же мне смотреть.

– Не вижу разницы.

– Порнография – это не интеллигентно, – отрезала Стася и сунула мне в руки пластмассовую корзинку с шампанским, салатом и коробкой шоколадных конфет.

Нагруженная всем этим, я вернулась в свою квартиру. Левандовский в это время принимал душ. Я постучала и, когда он отозвался, крикнула, что Стася прислала ему халат – драгоценную реликвию, и повесила его на ручку двери. После непродолжительных размышлений я сунула шампанское и салат в холодильник, решив, что обойдемся шарлоткой. Чего доброго, ясновельможный и вправду решит, что я его соблазняю.

Разговор не особо клеился, наверное, из-за усталости, да и убийство Горы не располагало к болтовне. Левандовскому я постелила на диване в гостиной и отправилась в спальню. Дверь оставила приоткрытой, хотела знать, чем будет занят этот тип. Потом подумала, вдруг он расценит это как приглашение, чертыхнулась и собралась дверь закрыть, но тут же засомневалась: тогда он точно решит, что это было приглашение, которым он не воспользовался, и теперь я на это обиделась. В общем, полный кавардак в голове. К счастью, волнения этого дня даром не прошли и уснула я быстро.

Проснулась ближе к утру, вспомнила про Левандовского, в первое мгновение решив, что все мне попросту приснилось, и заглянула в гостиную. Он спал, отвернувшись к стене, я почувствовала что-то вроде умиления, и тут рука его скользнула под подушку и там замерла, а я потрусила к себе, уверенная: под подушкой у него оружие.

Разбудила меня Стася, грохоча в кухне посудой.

– Левандовский ушел? – появляясь там и вместо ясновельможного обнаружив соседку, спросила я с некоторой досадой.

– Меня это не удивляет, – ответила Стася и поджала губы.

– Вы его видели?

– Зашел ко мне. Выглядел глубоко несчастным.

– С чего вдруг?

– Когда разбиваются надежды… Зоська, ты дура.

– Вы повторяетесь.

– Если это из-за твоего Геры… Помяни мое слово, только зря на него время потратишь. Он скверный тип.

– Ваш шляхтич не лучше. Я же вам говорила…

Стася досадливо махнула рукой:

– Глупости. У меня чутье на людей. Еще никому не удавалось заморочить мне голову. Хотя был один парикмахер, из Херсона. Но у него тоже ничего не вышло.

– Оказывается, у вас весьма насыщенная жизнь.

– Я очень старалась, милая. Запомни главное: Геру – вон из головы и из сердца. Пан Левандовский мне про Гору рассказал, – вздохнула она. – Смотри, Зоська, что творится…

Как раз в этот момент в дверь позвонили, я поспешно открыла, почему-то решив, что вернулся Левандовский, и, увидев Германа, слегка растерялась.

– Привет, – сказал он, вошел и потянулся ко мне, но, заметив появившуюся из кухни Стасю, ограничился легким поцелуем в щеку.

– Помяни черта, и он тут как тут, – буркнула старушка и поплыла мимо нас со своей корзиной в руках.

– Шампанское… – улыбнулся Герман, в тщетной надежде наладить контакт.

– Ага, только не для тебя припасли.

Стася скрылась за дверью. А Герман пожал плечами:

– Она нас всегда недолюбливала…

Я вспомнила о разобранном диване и занервничала. Отправила Германа в кухню, а сама кинулась в гостиную. Постельное белье сложено, лежит на подлокотнике, диван в образцовом порядке. Сунув белье в ящик шкафа, я присоединилась к Гере. Странная манера являться, не предупредив. А если бы он застал здесь Левандовского? Ну и что такого? Во-первых, мне нечего скрывать; во-вторых, я свободна от каких-либо обязательств.

Лишь только я вошла в кухню, Герман заключил меня в объятия. Поцелуй был долгим и страстным. Раньше у меня от его поцелуев голова шла кругом и подгибались ноги, надо полагать, от счастья. А теперь… что-то не так. И в этот момент я с удивлением поняла: прошлое вдруг перестало иметь значение. Плевать я хотела на то, что было. Герман не имел никакой власти надо мной, я физически ощущала освобождение, как будто чувствовала, как рвутся путы с громким свистом. И лихорадочно пыталась решить: неужто это из-за Левандовского? Господи, да при чем здесь ясновельможный? Или все-таки при чем? А может, все еще хуже, и никакой любви к старшему Купченко не было, а была лишь обида, которая не давала покоя, и теперь, когда Герман готов все вернуть, он мне стал неинтересен?