Тоска погнала меня на улицу, где я бродила до самого вечера, не обращая внимания на Стасины звонки, а направляясь к дому, твердо решила: завтра утром я уеду, звонить Левандовскому не стану, он, скорее всего, тоже не позвонит. Оно и лучше. Самое скверное, когда нечего сказать друг другу…
Стася выглядела недовольной.
– Где тебя носит? – спросила ворчливо.
– Прощалась с городом. Завтра уезжаю. Стася, дайте денег взаймы, слетаю в Австралию, взгляну на кенгуру, у меня отпуск, в конце концов.
– Начинается, – закатила она глаза. – Кстати, неужто твой родитель такой жмот, что дочери путевку купить не может?
– Я у папы принципиально денег не занимаю.
– А я взаймы принципиально не даю. Почто тебе Австралия? Ладно, ступай домой. Прятаться теперь вроде не от кого.
Слегка удивленная таким поворотом, я отправилась к себе. Вошла в квартиру и удивленно замерла: от порога шла дорожка из лепестков роз. Сердце скакнуло в поднебесье, а я ускорилась. Свет в гостиной не горел, зато полыхали два десятка свечей: на полу, на столе, на комоде. В кресле, посередине комнаты, сидел Левандовский, закинув ногу на ногу и держа в руке бархатную коробочку. С кольцом. В своем лучшем костюме и белоснежной рубашке.
– Что за страсть к дешевым эффектам? – презрительно спросила я.
– Ты самая красивая девушка на свете, – ответил он.
– А ты похож на торт ко дню рождения, только свечек чересчур много.
– Ты моя звезда, – сказал Левандовский.
– Какая пошлость…
– Ты мое солнце. Кольцо возьмешь? Последний раз спрашиваю.
– Возьму, – сказала я, забирая футляр из его рук. – Стася сказала – два карата, обеднею – продам по дешевке.
– Ты восхитительна, – расплылся он в улыбке. И добавил: – Я тебя люблю.
– Я тебя люблю, – эхом отозвалась я, рухнув в его объятия.
Очень скоро мы оказались на полу и едва не устроили пожар, опрокинув свечи. Хохоча во все горло, перебрались в спальню, и я очень быстро забыла и про друзей, которые на поверку друзьями не были, и про врагов, да и обо всем на свете тоже. Судьба-волшебница сделала мне царский подарок, и я собиралась насладиться им сполна.
Под утро пошел дождь, и я уснула в объятиях ясновельможного, счастливая до неприличия, а проснулась часов в десять, Левандовский сладко сопел рядом, я выскользнула из постели с похвальным желанием принести ему кофе в постель. Натянула футболку и на цыпочках вышла из комнаты, осторожно прикрыла дверь, боясь его разбудить. И едва не взвизгнула, обнаружив в гостиной Стасю.
– У меня есть ключ, – напомнила она, стоя в дверях. – Мы с котом беспокоились, как у вас все сложится.
С некоторым изумлением я увидела, что и кот здесь, сидит возле ее ног и таращит глазищи.
– Пан Юджин тоже беспокоился? – спросила я.
– Надо думать, если от этого зависит наша дальнейшая судьба: живем да радуемся или сразу в богадельню.
Я подошла и обняла ее, а она погладила меня по спине.
– Стася, я так счастлива…
– А уж мы-то как… Натурально всю ночь на нервах… капли пила. Пан Левандовский себя не посрамил?
– Родина может им гордиться.
– Вот и ладно, – усмехнулась она. – Пошли, Казимирыч, тут без нас управятся.
Кот потянулся, зевнул, направился к входной двери, и хозяйка за ним.
– Стася, – позвала я.
– Да?
– На фиг капли. Да здравствует коньяк!
– Аминь, милая, – кивнула она.