Судьба Убийцы

На борту для нас повесили гамаки, но стен, чтобы отделиться от остальной команды, не было. Мне было все равно. Как только мой гамак подвесили, я забралась в него и заснула. Проснувшись почти сразу из-за удивленных криков с палубы, я начала ворочаться, пока не выпала из гамака. Я торопилась из кубрика наверх, на палубу, в страхе, что корабль был атакован.

Течение вынесло в открытое море часть обломков Совершенного. За один из них цеплялся выживший. Надежды Спарк рухнули, когда на палубу вытянули потерявшую сознание, обожженную солнцем женщину. Это была мать Бойо и жена Брэшена, она еще была как-то связана с капитаном Уинтроу. Живой корабль мурлыкал от радости, доски вибрировали. Я осталась посмотреть, как ее подняли на борт и напоили водой, а потом вернулась в свой гамак. Я плакала. Не от радости, от зависти. А потом снова заснула.

На этом корабле Любимый превратился в кого-то по имени Янтарь. Я не могла понять, почему у него столько имен и почему он теперь стал женщиной. Похоже, все это принимали. Я думала о том, что мой отец был Томом Баджерлоком и Фитцем Чивэлом Видящим. Да и я сама: Пчелка Баджерлок, Пчелка Видящая. Разрушитель. Пчелка-сирота.

На второй день нашего путешествия я проснулась оттого, что рядом с моим гамаком стоял Пер и смотрел на меня.

- Мы в опасности? - спросила я, поднимаясь, и он поймал меня до того, как я снова упала на палубу. Качался не только гамак, качало весь корабль.

- Нет, но ты долго спишь, тебе надо встать, съесть чего-нибудь и немного размяться.

Когда он напомнил о еде, мой организм признал, что голоден и очень хочет пить. Пер провел меня через путаницу висящих гамаков к длинному столу, окруженному скамьями. За столом сидело несколько человек, заканчивавших трапезу. Там была тарелка накрытая чашей.

- Чтобы еда оставалась теплой, - пояснил Пер.

Это было густое рагу со странным, но приятным запахом: корично-сливочным, но будто слегка прокисшим. Кусочки лука и картошки, мясо - баранина, как сказал Пер, но не жилистая и не жесткая. Он подтолкнул ко мне большую миску вареных коричневых зерен.

- Это рис. Мне рассказали, он растет в болотистой местности и его собирают с лодок, попробуй вместе с рагу, это вкусно.

Я ела, пока желудок не наполнился, а Пер не вычистил дно большого черного чайника.

- Хочешь выйти на палубу? - предложил он, но я покачала головой.

- Хочу спать, - ответила я.

Он нахмурился, но пошел вместе со мной обратно к гамаку, помог улечься и спросил:

- Ты плохо себя чувствуешь и поэтому так много спишь?

Покачав головой, я ответила:

- Так проще, чем оставаться наяву, - и закрыла глаза.

Снова проснулась, но глаз не открыла, чтобы послушать, как они шепчутся обо мне.

- Но она так много спит. Она больше вообще ничего не делает! - беспокоился Пер.

- Пусть спит. Это значит, она чувствует себя в безопасности. Отдыхает за все то время, что провела у них. И разбирается со всем, что произошло. Когда я вернулся… Когда Фитц вернул меня в Баккип, на протяжении нескольких дней большую часть времени я проводил во сне. Сон - великий целитель.

Несмотря на это, когда я проснулась несколько часов спустя, Пер все еще был у моего гамака.

- Ты уже достаточно проснулась, чтобы поговорить? Я хочу знать обо всем, что случилось с тобой после того, как мы виделись в последний раз. И я много чего хочу рассказать тебе.

- Мне почти нечего тебе рассказать. Меня похитили и утащили в Клеррес. Плохо со мной обращались, - я остановилась. Не хотелось пересказывать все это Персиверансу или кому-то еще.

Он кивнул.

- Значит, пока не надо. Но я расскажу тебе обо всем, что видел и сделал с того момента, как ты накрыла меня плащом-бабочкой и оставила в снегу.

Я выбралась из гамака и мы пошли наверх, на палубу. День был ясный и приятный. Пер привел меня к месту неподалеку от носовой фигуры, но в стороне от остальных. Он рассказывал свою историю, а мне она казалась сказкой о странствующих героях. Может Нед когда-нибудь напишет обо всем этом песню, подумалось мне. Несколько раз я расплакалась из-за того, что отцу и Перу приходилось делать, чтобы найти меня. Но это были хорошие слезы, пусть и грустные. Все те дни, когда я недоумевала, отчего отец не пришел спасти меня, я сомневалась в том, любил ли он меня когда-нибудь. Я вернулась к своему гамаку и к своим снам, зная, что любил.

В следующий раз меня разбудил корабль. Она пробилась сквозь мои стены.

Пожалуйста, помоги нам. Приходи ко мне, на носовую палубу. Ты нужна здесь.

Мне показалось, что я перебудила всех, когда вывалилась из гамака на палубу. В трюме всегда темно, но, судя по количеству занятых гамаков вокруг, я предположила, что была ночь. Светила всего одна тусклая лампа, раскачивавшаяся в такт движениям корабля, мне было неприятно смотреть на нее. Сквозь мечущиеся тени, мимо гамаков со спящими моряками, висевших, словно спелые фрукты на дереве, я пробралась к лестнице и поднялась на палубу Проказницы.