Судьба цивилизации

Существенно то, что неопределённость, пусть и не на том уровне, о котором тут говорится, всё-таки остаётся. Порождаем ли мы в роли наблюдателей новые вселенные, есть ли они как таковые, а также действительно ли частицы могут быть сразу в двух местах одновременно, не так и важно, когда речь идёт об истории. Она совершается не электронами, но людьми – или иными участниками схожего размера – а мы достаточно детерминированы, чтобы отказать случаю в праве вмешательства в нашу жизнь. Но не противоречие ли это? Нет и вот почему.

Как уже было отмечено выше, мы просто очень много не знаем. Учесть абсолютно все детали – вплоть до составляющих атома, а то и до кварков – реально лишь тогда, когда мы воспроизводим систему во всей её полноте, а это ведёт к необходимости, по крайней мере репликации – и скорее всего неоднократной – всего мироздания – это надо делать, если суперпозиция сохраняется, если её нет, то ничего предпринимать не стоит. Конечно, для тех, кому удобно присутствовать в том или ином типе мультиверса – или как там ещё эти конструкции называются – это не выглядит проблематично, но, как представляется, у нас нет нужды в огромном – на самом деле астрономическом, чудовищном по всем меркам – числе других действительностей только из-за того, что мы, видите ли, не в состоянии справиться с проблемами, которые порождают наши теории. И даже если последние верны, они носят приблизительный – в силу нашей ограниченности – а не тотальный характер.

Возвращаясь к коту, это говорит нам о том, что подобный эксперимент избыточен в том смысле, что никакого практического значения он не имеет – только как умозрительное и довольно увлекательное занятие. Это очень интересная когнитивная загадка, но не более того. Пусть у него и неоднозначные следствия и выводы, сами по себе они мало что рассказывают о нас самих. Мир стабилен несмотря не неопределённость, заключающуюся на микроуровне – или же она воспринимается нами в таком качестве, чего в реальности, какой бы та ни оказалась, вполне вероятно нет, и мы ошибаемся. Но как нам быть со случаем?

По всей видимости таким словом или образом мы должны называть те флуктуации системы, которые нам неизвестны. Если бы она была неустойчивой и всегда попадала бы в два состояния – как того требуют и как то постулируют соответствующие гипотезы – мы бы стали невозможными явлениями. Понятно, что суперпозиция не порождает новой – т.е. обладающей совершенно иными физическими законами и конфигурацией, но и это нередко заявляется – реальности, но она угрожает обычному течению дел, которое мы наблюдаем вокруг.

Из этого, очевидно, вытекает то, что либо с элементарными частицами что-то не так и они не ведут себя так, как мы считаем и как они должны, либо что-то произошло с нами, а весь мир – это странное и волшебное место, которое существует лишь в чьей-то фантазии – такое тоже озвучивалось. В силу того, что мы видим и то, и другое, склониться в пользу фундаментальности чего-то одного довольно сложно. Как бы то ни было, но это позволяет нам вернуть неопределённость в том числе и в историю, а это то, что и требовалось доказать.

Суммируя всё вышесказанное, нужно сказать следующее. У нас не может быть никакой уверенности в том, что случайность существует. Но ровно то же самое касается и её антипода, т.е. полной детерминированности. Глядя назад в прошлое мы получаем вторую, но смотря на квантовые эффекты мы обнаруживаем первую. Само по себе наличие этой дуальности говорит нам о том, что нечто непредсказуемое регулярно и повсеместно происходит. Тем не менее, в той же физике элементарных частиц действуют статистические закономерности, что делает вероятность некоторых событий пренебрежительно малой, а потому мы вправе ими пренебречь. Однако они всё-таки присутствуют. Мы ещё не раз обратимся к данной теме ниже, а теперь настала пора другого возражения интуитивного определения естественности.

Вначале один пример. Вообразим себе культуру, в которой людям по достижении некоторого возраста отрубают одну фалангу на мизинце, скажем, левой руки. Реализуемо ли подобное? Разумеется. Если мы продолжим избавляться от частей или даже целых конечностей, то опять-таки ничего страшного не стрясётся – если, конечно, это затронет не всех, а только избранных. Но зачем нам столь жестокая, пусть и гипотетическая иллюстрация?

Подумайте вот о чём. Почему подобное в принципе осуществимо? Потому что это обязательно будет сопровождаться некоторыми объяснениями и оправданиями данной – и любой другой – практики. То же самое мы ежедневно находим вокруг себя, ведь очень многое из того, что мы делаем и как себя ведём, по здравому размышлению окажется странным, а то и глупым, что, однако, нисколько нам не мешает продолжать в том же духе. Чтобы так оно и было, нужна определённая рационализация, и это именно то, что мы обнаруживаем на постоянной – но не всегда сознательной – основе.