Путь был очень утомительным, но у меня имелся стимул. Любыми средствами я намеревался добраться до человека, который стал причиной всех моих бед. И ничто не могло меня остановить!
На рассвете я пришел в небольшой городок. В конце длинной пристани стояло небольшое суденышко. Из трубы подымалась струйка дыма. Это был внутриостровной паром, какими обычно пользуются эгейцы.
Я вздрогнул. Больше никакого моря!
Но что мне оставалось делать? Мне обязательно нужно было попасть на материк. В отличие от некоторых, которые, как говорят, когда-то существовали на этой планете, я не умел ходить по воде.
Только священная миссия, в которой я был задействован, придала мне силы духа, чтобы ступить на сходни.
Я поднялся по ним. На палубу вышел какой-то человек и глянул на пристань.
Я обернулся – и похолодел. По пристани шли несколько человек, и среди них были женщины!
Я приготовился бежать.
Человек что-то сказал мне по-гречески. Наверное, спрашивал о деньгах. Положеньице! Греческих денег я не имел. Турецкие показывать было нельзя. Это обнаружило бы мой след!
Стараясь не терять присутствия духа, я полез в карман и выудил оттуда тысячедолларовую американскую банкноту.
Он выпучил глаза, схватил банкноту и убежал. Я стиснул в кармане стенган.
Люди на пристани подходили все ближе.
Убежавший вернулся, ведя за собой еще одного человека.
Я окружен!
Их было слишком много! А я не имел при себе автоматической пушки.
Губы мои беззвучно зашептали молитву.
Второй человек нес ящик и при этом что-то быстро говорил. Не исключено, в ящике могли храниться электронаручники, а я не понимал ни слова из того, что они говорили. Второй принялся открывать ящик, первый ему помогал. Моя рука, сжимавшая в кармане рукоять стенгана, стала горячей и липкой.
Наконец они открыли свой ящик и указали на него. Первый помахал тысячедолларовой купюрой и снова указал на ящик, непрестанно что-то болтая как ненормальный.
В его речи то и дело звучало слово «пирейес». И вдруг я узнал это слово. Пирей – морские ворота в Афины, порт.
От облегчения у меня чуть ноги не подкосились. Он, очевидно, говорил, что не может дать сдачи и сделает это только в Пирее.
Я слабо кивнул.
Первый сунул мне в руку билет.
Я проковылял в кают-компанию и отлепил потные пальцы от рукоятки оружия в кармане. Потом взглянул на ладонь и подумал, что никогда еще она не была такой потной. И тут я увидел, что это не пот. Это полопались волдыри, которые я натер, волоча этот саквояж. Значит, не так уж я нервничал, как мне казалось.
Я забрался в угловое кресло, где мог держать под наблюдением все помещение. Одна часть моего существа страшилась того момента, когда судно отплывет из гавани, другая дождаться этого не могла. Неужели я становлюсь шизофреником и у меня начинается раздвоение личности?
Внезапно мне захотелось чесаться. Зуд появился сразу в нескольких местах и все усиливался. Психология учит: человека, испытывающего сильное нервное напряжение, тянет чесаться. А то, чему учит психология, должно быть чистой правдой. Однако я не чувствовал, что нахожусь на грани нервного истощения. Но даже если бы я находился на этой грани, что бы стала делать со мной команда? Ведь, судя по всему, врача на пароме не было.
Зуд все нарастал. Да, все-таки, должно быть, у меня действительно начинается нервное истощение.
Тут у меня по руке задвигалось что-то маленькое и черное. Я пригляделся. Бубонная чума? Неужели у меня выступают чумные пятна? О нет. Тогда меня поместят в карантин и будут держать там до тех пор, пока турчанки не наберут целую гору камней.
Но постойте-ка. Чумные пятна ведь не движутся. И не скачут.
Я внимательней пригляделся к крапинке, которая перескочила мне на колено.
Блоха!
О боги! Этот старик, ставший уже призраком, мстил мне. Ежедневно общаясь со своими (…) собаками, он набрался от них блох.
И здесь мне приходилось страдать из-за Хеллера! Только суровая решимость достать его в конце этого мучительного пути заставляла меня не сходить с него.
Судно отошло от пристани. Началась килевая качка.
Мой желудок решил, что сухое печенье старика совсем не годится для пищеварения.
Вскоре я оказался у поручней. И каждый раз, освобождаясь от очередной порции съеденного, я повторял мою священную клятву.
Хеллер мне заплатит. Он заплатит за все!
Теперь только это заставляло меня выносить мучения и жить.
Возмездие! Хеллер заплатит!
Я повторял это каждый раз в промежутках между приступами рвоты.
По крайней мере я знал, кто нес ответственность за мои беды. И я находился на пути к тому, чтобы что-то предпринять!
Только это поддерживало меня на всем протяжении моего кошмарного плавания.
Глава 4
В Пирее, куда мы прибыли по прошествии томительных дня и ночи, я с ужасом обнаружил, что у меня кончились бомбы. Судно взорвать я не мог и от этого сильно занервничал.