Судьба страха

Прибрежные камни! Они стремительно неслись прямо на меня, подобно каким-то черным шарикам!

Мгновение, и я пролетел над ними.

Внезапно рев мчащейся воды сменился громким треском. Ошарашенный, я не понимал, что случилось.

Вода откатывалась, но я и шлюпка оставались на месте.

Я сидел на узкой полоске берега в разбитой шлюпке, у которой больше не было днища и по бокам торчали обломки планшира и уключин.

Я оглянулся на чернеющее море. С ним покончено. Хватит с меня моря! Еще одна черная пометка против имени Хеллера! И тут я услышал голос:

– Вы с того взорванного судна?

Глава 3

Зто был старый-престарый человек. Его сопровождали две собаки. Он вглядывался в меня в жидком свете луны.

Беда! Моя высадка не прошла незамеченной. Мой след остался незаметенным. Стараясь скрыть огорчение, я спросил:

– Где я нахожусь?

– На острове, – отвечал он.

Предательство! Мне не следовало доверяться этому подлому капитану. Он высадил меня не на материке, как мы договаривались, а на острове.

Тут с новым ужасом я осознал, что старик говорит по-турецки! Я-то не говорю по-гречески!

О боги, эти женщины еще могут меня отыскать. И Пророк все еще, наверное, сидит на небесах, готовый камнями выбить из меня душу.

Надо было наилучшим образом использовать ситуацию и узнать, в какую сторону бежать.

– Что это за остров? – спросил я.

– Лемнос, – отвечал старик.

Я в географии разбирался слишком слабо, но никогда не слышал, чтобы такой остров принадлежал Турции. Его название звучало не по-турецки. Питая слабую надежду, я все же поинтересовался:

– А что это за страна?

– Греция, – сказал он.

– Тогда почему вы разговариваете по-турецки? – возмутился я.

Он поднял обломок шлюпки. В бледном свете луны на нем отчетливо читалось: «Sanci».

– Вот из-за этого и вашей одежды. – Он указал на восток. – Турция вон там, всего лишь в двадцати пяти милях, и моя жена родом оттуда.

Меня не обманешь! Он просто пытался задержать меня, чтобы успеть вызвать полицию. Если его жена турчанка, обо всем случившемся в Афьоне она наверняка уж узнает. Женщины тесно общаются друг с другом. И к тому же они очень коварны.

– Вы бы зашли в мою лачугу, – предложил старик. – А я сообщу куда скажете, чтобы вас отсюда забрали.

Он взял мой саквояж и пошел вверх по берегу, сделав мне знак следовать за ним. Старик, конечно же, собирался заманить меня в ловушку. Я пошел за ним, уже зная, как с ним поступлю.

Две собаки все время принюхивались ко мне. Я знал, что они уже определили, кто я такой. Пришлось и их включить в свои планы. Лачуга оказалась очень жалкой. Вокруг стояло несколько других домов. Все они выглядели брошенными.

Он усадил меня за стол и достал бутылку местной водки «оуз». Это подтвердило мои подозрения. Он намеревался напоить меня, а потом сдать кой-кому тепленьким.

Однако я хорошо помнил, чему меня обучали в Аппарате: когда тебе угрожает опасность, будь хитрым и изворотливым, а поскольку опасность угрожает всегда, значит, всегда изворачивайся и хитри.

– Где же ваша жена? – полюбопытствовал я.

– Уже несколько лет как умерла.

– А те другие дома? Там кто-нибудь живет?

– Все переехали в города. Теперь никого не осталось.

– А далеко ли отсюда до ближайшего города? Он указал рукой в южном направлении:

– Там Мудрое. Довольно далеко.

– И никого поблизости больше нет?

– Я один. Давно уже на пенсии. Немного рыбачу.

Да вы пейте. Небось, промерзли до костей. Мне нужно выйти на дорогу и позвонить.

Но я уже знал все, что мне было нужно. И ему не удастся задержать меня здесь, пьяного, до тех пор, пока не явится полиция. Когда он выходил за дверь, я выстрелил в него из стенгана, поставленного на полную мощность, на узкий луч. Ему снесло полголовы.

Собаки забеспокоились.

Я пристрелил и их.

После чего оттащил все три тела на берег, столкнул то, что осталось от шлюпки, в воду и положил в нее тела. Обломки с названием судна я зарыл в землю.

Если кому-нибудь случится оказаться поблизости, все будет выглядеть так, будто шлюпку разнесло при взрыве на судне, а потом прибило к берегу приливом.

Я замел след и вернулся в лачугу.

Крови там было мало, и я стер все пятна, которые остались.

У старика нашелся еще один костюм – воскресный, я полагаю. Греки чаще всего носят западную одежду и белые рубашки без галстука.

Я разделся, повесил одежду у огня, а пока она сушилась, съел найденное у старика сухое печенье и запил его водой. Упаковав в саквояж свое арабское одеяние, я облачился в костюм старика. Он не очень подходил по размеру и поэтому выглядел уж слишком греческим.

И тут меня осенило: я ведь не говорю по-гречески, а потому могу нарваться на неприятности. Пораскинув мозгами, я сунул в рот кусок ваты и обвязал голову тряпкой, Будто у меня болят зубы.

Ну вот, кажется, все. Я поднял саквояж. Он оказался тяжелым, но вытащить из него нельзя было ничего.

Я снова пустился в путь, затаив в сердце жажду мести против Хеллера!

Спотыкаясь в ночной темноте, я проковылял по длинной тропе и, выйдя на пустынную дорогу, зашагал в южном направлении.

Я шагал, и шагал, и шагал.