Условия здесь были несравнимо хуже, чем на борту «Счастливой невесты». В носовой части палубы находилась деревянная надстройка, разделенная на два помещения. Большую каюту отдали в распоряжение принца и Чейда, а мы с Олухом разместились во второй. Шатер, разбитый на корме, предназначался для стражников. Стены были сделаны из толстой кожи, растянутой на шестах — уступка для изнеженных жителей Шести Герцогств; сами обитатели Внешних островов предпочитали открытую палубу, которую использовали для перевозки грузов или сражений. Я взглянул на лица стражников и сразу же понял, что соседство с Олухом не вызывает у них ни малейшей радости. После постыдной борьбы с ним я выглядел в их глазах ничуть не лучше. Уэб тем временем пытался убедить Олуха присесть на один из сундучков, доставленных со «Счастливой невесты».
— Нет, — негромко сказал я, — принц предпочитает, чтобы Олух находился рядом с ним. Нам следует отвести его в маленькую каюту.
— Там же еще меньше места, чем здесь, — заметил Уэб, но я лишь покачал головой.
— В каюту, — повторил я, и он больше не стал спорить. Олух пошел вместе с ним, продолжая доверчиво смотреть на Уэба. Я последовал за ними, чувствуя такую усталость, словно все утро провел на плацу, сражаясь на деревянных мечах. Лишь позднее я сообразил, что Уэб усадил Олуха на собственную койку. Сивил устроился на своей койке, в углу, а его кот ощетинился у него на коленях. Менестрель Кокл с безутешным видом изучал три порванные струны своей маленькой арфы. Свифт всячески избегал смотреть мне в глаза. Его возмущало, что полоумный будет жить рядом с ним. Молчание в крошечной каюте становилось густым, как масло.
После того как Олух устроился на койке, Уэб провел мозолистой рукой по его вспотевшему лбу. Дурачок недоуменно посмотрел на его ладонь, а потом закрыл глаза, точно уставший ребенок. Вскоре он уже спал, дыхание с хрипом вырывалось у него изо рта. После нашего столкновения я и сам был не прочь поспать, но Уэб взял меня за руку.
— Пойдем, — сказал он, — нам нужно поговорить.
Я хотел отказаться, но как только он положил мне руку на плечо, все мои возражения исчезли. Мы вышли на палубу. Матросы тут же принялись смеяться надо мной, но Уэб, не обращая на них внимания, отвел меня к борту, где никого не было.
— Вот, возьмите, — сказал он, вытаскивая из кармана кожаную фляжку и откупоривая ее. Я ощутил аромат бренди. — Сделайте пару глотков, а потом несколько глубоких вдохов. Вы похожи на человека, потерявшего много крови.
Лишь после того, как я глотнул бренди, мне стало ясно, что Уэб был совершенно прав.
В вопросе принца ощущалась тревога. Тут только я понял, какие высокие стены возвел вокруг своего сознания. Я осторожно опустил их и потянулся к Дьютифулу.
Я даже не заметил, что произнес вслух почти те же слова, которые адресовал Дьютифулу при помощи Скилла:
— Да, вы правы. Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя.
— Да уж. Только я не понимаю, что происходит. Однако у меня есть кое-какие подозрения. Олух очень важен для принца, не так ли? И это как-то связано с его умением помешать воину, находящемуся в расцвете сил, заставить его делать то, что он не хочет. Почему вы избегали его прикосновений? Когда я до него дотронулся, со мной ничего не произошло.
Я вернул ему фляжку.
— Это не моя тайна, — прямо ответил я.
— Понятно. — Уэб и сам глотнул бренди, а потом задумчиво посмотрел вверх.
Рииск лениво кружила над кораблем, поджидая нас. Неожиданно на мачте расцвел парус. Через мгновение его уже надул ветер, и я ощутил, как корабль набирает скорость.
— Нам предстоит короткое путешествие, — продолжал Уэб. — Три или четыре дня, не больше. Если бы мы поплыли на «Счастливой невесте», ей бы пришлось обогнуть весь островной архипелаг, а потом мы бы оставили корабль в гавани одного из более крупных островов и пересели на судно с небольшой осадкой, чтобы добраться до Уислингтона.
Я с умным видом кивнул. Возможно, Уэбу рассказала об этом птица. Или он слышал болтовню матросов. А затем, словно это было естественным продолжением нашего разговора, он осведомился:
— А если я сам догадаюсь, вы мне скажете, прав я или нет?
Я вздохнул. Только теперь, когда борьба закончилась, я понял, как страшно устал. И каким могучим становился Олух, когда испытывал страх и гнев. Оставалось надеяться, что он не сжег свои запасы силы. Болезнь и так выкачала из него немало энергии. На отчаянную борьбу он вполне мог бросить все, что у него оставалось. Меня охватила тревога.
— Том? — не унимался Уэб, и я вдруг вспомнил, что не ответил на его вопрос.
— Это не моя тайна, — упрямо повторил я.
Меня охватило отчаяние, казалось, кровь вытекает из сквозной раны. Оно исходило от Олуха. Я понимал, что должен каким-то образом его успокоить, пока он не успел отравить сознание всех людей, находившихся на корабле.