Судьба по-русски

Вот в таком духе почти три часа шло обсуждение. Накидали нам генералы этих «выбросить» пунктов двадцать!..

Бледный Женя Карелов еле выговорил:

– Я понял… Оставить можно только титры…

Знаю, что наши киноруководители ходили потом на прием к самому члену Политбюро, министру А. А. Гречко – умоляли, доказывали, настаивали, просили не губить картину. И якобы он тогда сказал:

– Оставьте нас в покое… Мы до сих пор сами спорим из-за того, кто брал Берлин. Умрем – говорите о нас, что хотите… А сейчас, что можно, исправьте… Что можно…

Да, конечно, кое-что пришлось подстричь. И все равно фильм стал любимым у зрителей! Особенно среди служивых.

Никогда не забыть мне, как приехал я на шефский концерт в один полк. Открылись ворота в расположение части. Вижу, а на плацу – уже строй полка. Духовой оркестр грянул ставшую популярной песню Евгения Птичкина «А ну-ка, шашки подвысь, мы все в боях родились…» из нашего фильма. И навстречу мне строевым шагом – командир. Козырнул, отрапортовал:

– Товарищ маршал Шаповалов! Полк по случаю вашего приезда построен!

Я с трудом проглотил душивший меня комок, прохрипел:

– Здравствуйте, товарищи!

– Здравия желаем, товарищ маршал Ша-по-ва-лов!!! – Солдаты кричали во всю глотку.

А вскоре за картину была нам награда – «Золотая медаль имени Довженко»!

Вот так: смех и грех, радости и печали! И всё в одном фильме и вокруг него…

Русланова на Т-34

Летом 1973 года в лесу под Тверью снимался эпизод к фильму «Я, Шаповалов Т. П.». Эпизод назывался просто: «Лидия Русланова в танковых войсках».

Авторы сценария В. Фрид и Ю. Дунский ничего не выдумывали и не изобретали… Известно было, что во время войны знаменитая артистка часто появлялась на передовой, не раз попадая под бомбежки и артобстрелы, и дарила бойцам звонкую русскую песню!.. Не боясь излишней патетики, о Руслановой можно сказать: песня действительно была ее оружием! И в нашу Победу певица по праву внесла свой вклад.

Так что в ткань нашего художественного фильма сцена выступления артистки входила естественно. Но перед режиссером Евгением Кареловым возникла весьма и весьма нелегкая проблема: кто ее, эту женщину, необыкновенно яркую, удалую, ядреную, сыграет? Ведь сама-то Русланова была теперь на три десятка лет старше той, фронтовой… За прошедшие после войны годы пережила она немало: и лагерь, и унижения, и обиду…

Вдоволь потеоретизировав, поспорив на тему, что такое правда жизни и правда искусства, решили пригласить на съемку саму Русланову.

– Так, – сказал в сомнении Карелов. – Жених есть, осталось уговорить невесту… Согласится ли?

Второй режиссер Слава Березко осторожно предупредил:

– Вообще-то, слух ходит, она с гонором… И послать может!..

– Не лучше ли взять хорошенькую артисточку, а голос подставить руслановский, и все дела, – высказался кто-то из ассистентов режиссера.

Карелов вскочил, нервно выхватил у меня окурок, несколько раз затянулся и отчаянно прокричал, ударяя себя кулаком в грудь:

– Да ведь она – настоящая!.. Настоящая же!..

– Ну, чего психовать? Звонить надо! И сейчас же! – посоветовал Березко.

Карелов, тяжело вздохнув, обратился ко мне:

– Семеныч, звони ты… Как коллега коллеге!..

Я старался как можно мягче, дабы не подлить масла в огонь, объяснить, что мой звонок может быть дурно истолкован Лидией Андреевной! С каких это пор артист артиста приглашает в фильм? Так что звонить надо ему, постановщику. На том и порешили: звонить завтра – сегодня уже поздно.

Утром в гостиничный номер ко мне зашел сияющий Евгений Карелов:

– Значит, было так, Семеныч. Троекратно перекрестясь, позвонил. Слышу в трубке на басовитых тонах: «Ал-ле». Я – то да се, пятое-десятое… Мол, без вас, Лидия Андреевна, фильма не будет. А она мне такой вопросик: «Солдаты будут настоящие или статисты переодетые?» Тут я вроде как бы обиделся: «Как можно нашу героическую армию подменять статистами?» – «Тогда так, – басит она мне, – ты, гражданин начальник, посылай за мной машину, а я пока поглажу кофтенку и юбочки…» Я, конечно, как могу, благодарю ее и говорю, что спешить не надо… а она мне: «Ты, гражданин начальник, должен знать: солдату кашу и песню надо вовремя подавать!»

Карелов, разгоряченный, отмерил несколько шагов по комнате, сел на подлокотник кресла и с грустинкой проговорил:

– Гражданином начальником назвала меня. Как думаешь, по лагерной привычке или из озорства?

– Вряд ли к унижению можно привыкнуть, – ответил я. – Шутила, конечно. Однако, видать, шутка больно хлестнула тебя…

На танкодроме (место, где велись съемки) все было в движении и все непривычно тихо: команды офицеров и режиссеров подавались вполголоса, вежливо. Во всем чувствовалось напряженное ожидание приезда легендарной артистки.

Солдаты, собрав полевых цветов, с букетиками расселись на траве вокруг танка. Подошла долгожданная машина. Триста солдатских голов повернулись к ней. Смешно и трогательно тянули юноши худенькие свои шейки и во все глаза всматривались в Русланову…