Судьба по-русски

Рая робко протянула редактору конверт, переданный главврачом. Приняла приглашение сесть.

– «Прошу вас выслушать подателя этой записки»… – стал читать редактор. – Ну, что ж, Раиса Израилевна, я – весь внимание. – Сказал он это душевно и просто.

Рая поняла его тон – он расположен к откровенному, дружескому разговору. Она положила на стол смятый лист газеты, несколько раз прогладила его дрожащей ладонью…

– Кто это? – Рая показала на фотографию.

– А вот его подпись под статьей…

– Это… – Рая проглотила душивший ее комок. Потом решилась: – Это неправда. Это – не он!..

– Раиса Израилевна… Такое заявление требует доказательств…

– Извольте.

Ровно, словно отрепетированный монолог, Рая начала свой рассказ о том, что знала, что пережила. Ни единого плохого слова не сказала она о генерале Садырине. Зато без утайки поведала редактору историю, связанную с Францем, рассказала, что он дал ей возможность впервые почувствовать себя личностью… Она доверчиво призналась, что была с ним в близких отношениях… И сама впервые, наверное, поняла, что любит его…

– Вот и не знаю, совершаю я сейчас доброе дело или предаю его… Если он тот, каким кажется, судя по статье, то дай ему Бог сил и мужества… Но если… Будет ли мне прощение?..

Редактор, конечно, знал биографию так называемого «Франца». Знал, что он не немец, а поляк, что он разведчик. Но кто его знает, может, в этой столь необычной истории есть путаница? А может, двойник?

– Раиса Израилевна, а что если мы сейчас с ним повидаемся?

– Нет!.. – хрипло вскрикнула Рая. – Я не выдержу!.. – И заплакала.

Редактору очень хотелось сообщить Рае о том, что бывший ее муж, генерал Садырин, к этому времени за аморальное поведение и за служебные злоупотребления разжалован в рядовые и судим. Но он промолчал – понимал, какая тяжесть и без того свалилась на эту милую женщину.

– Давайте сделаем так, Рая. – Он назвал ее просто по имени, чтобы настроить на более доверительный тон. – Я представлю вас автору этой статьи как журналистку, понимаете? Мы приедем, войдем к нему, поговорим кое о чем, и вы удостоверитесь, он это или не он. Ну как, рискнем?

Рая ответила не сразу:

– Пожалуй!..

Редактор-генерал и Рая вышли из машины, миновали ворота и сразу попали во двор, заполненный людьми. Одеты они были странно: кто в штатской, кто в полувоенной одежде, кто-то был уже обмундирован с иголочки. Но форма была не наша. И речь была не русская.

В приемной начальника Войска Польского редактора и Раю встретил адъютант…

– Чекамы, чекамы, панове!.. – Он обратился к визитерам по-польски и тут же, извинившись, заговорил с сильным акцентом по-русски: – Ждем, ждем! Прошею. Посидите, пожалуйста, я должен сделать доклад пану. – И ушел за дверь.

Редактор вынул из портфеля блокнот и карандаш.

– Держите, Раечка. Я буду задавать ему вопросы, а вы записывайте. И спокойно, деваться нам уже некуда.

Адъютант вернулся:

– Бардзо проше! – И улыбнувшись смущенно, добавил: – Ну, вы поняли… Пожалуйста!..

Редактор встал, подал руку все еще окаменело сидевшей Рае. Она поднялась с трудом, на секунду вцепилась в плечо редактора – качнулся пол, шевельнулись стены… И, словно кидаясь в прорубь, решительно сама открыла дверь в кабинет. Следом за ней вошел редактор. Он только успел открыть рот, чтобы произнести слова приветствия, но так и остался стоять, не проронив ни звука… Он смотрел на Раю и на того, к кому они пришли…

Перед ними с немигающими, полными удивления глазами стоял сильный, волевой мужчина лет сорока. На его побледневшем лице четко выделялся небольшой красноватый шрамик на скуле, возле правого глаза – этого не было видно на газетной фотографии…

– Раишка!.. – прошептали его губы.

Кроме Франца, так ее никто не называл. Ей хотелось ответить ему, но как его назвать? Францем? Или так, как в газете? И кто он – друг или враг? В памяти Раи вихрем пролетали минуты их общения, всплывало лучшее, что могло быть между мужчиной и женщиной… Но она онемела…

– Я думаю, что молчать можно и сидя. – Редактор попытался шуткой разрядить напряжение и сел первым.

Медленно опустилась на стул и Рая… Сел «Франц»…

В оглушающей тишине редактор стал осматривать кабинет – книги, какие-то карты, на стене портрет народного героя Польши Тадеуша Костюшко… Потом сказал, смеясь:

– Знаете, я устал от вашей говорильни. Пойду-ка помолчу с паном адъютантом. – И вышел в приемную.

«Франц» тотчас подсел к Рае. Она сжалась, закрыла глаза, стала нервно вертеть скрученный в трубочку блокнот.

«Франц» обратил внимание на ее руки: неестественно белые, опухшие.

– Почему такие руки?

– Я работаю прачкой в госпитале.

– Ты? Профессиональная медсестра? Как так?

– Не доверяют, – ровно, без попыток вызвать жалость, ответила она.

«Франц» склонился к рукам и стал нежно целовать их. Рая увидела, что за время их разлуки в его пшеничных волосах появилось много седины.

– Кто ты? – касаясь губами его затылка, шепотом спросила она.

Он не поднимал головы. Думал: что ей можно сказать? И надо ли ей все знать? Понял, что сказать ей он может одну только правду.

– Раишка… Я тебя очень… люблю!..

– Я знаю… Как же тебя зовут?

– Анджей… Как в газете…