Судьба по-русски

– Ну, будь ты неладен, – рассмеялась, покашливая. Мария Андреевна. – Ты ж не на своем партсобрании.

– Собрание будет открытым, так что и вам, Мария Андреевна, и вам, Раиса Израилевна, будет позволено голосовать.

– Только, дед, давай без лишних дебатов. Я – за! Так в протоколе и запиши! – категорически высказала свое мнение Мария Андреевна.

– Не нарушай регламент, – со смехом цыкнул на нее дед-«председатель». – Главное мнение скажет Раиса Израилевна. Слушаем вас.

Рая умилялась, глядя на стариков.

– Извините меня… Я так растрогана, что слов не подберу… Подумайте: документов у меня никаких, продовольственных карточек нет…

Иван Петрович перебил ее:

– Главный, самый главный документ – вот! – Он многозначительно потряс перед глазами женщин треугольником. – Тут – правда… Значит, решили единогласно!..

…Раю взяли на работу в госпиталь по специальности – медсестрой. Саша пошел в школу… Но покоя не было: частые вызовы, допросы в НКВД, КГБ, слежка за ней и детьми… И, пожалуй, только сердечность ее новых знакомых удерживала Раю от того крайнего, что уже не раз приходило ей в голову…

Так тягостно прошли полгода, казавшиеся вечностью.

Раю из медсестер перевели работать в прачечную. Изнурительная работа в жарком, влажном помещении ее не пугала – тяготила обида: за что?

Об этом Рая осмелилась спросить главного врача госпиталя, полковника медслужбы Абрама Соломоновича Клеймана.

– Милая моя… Мне трудно вам это объяснить, но придется. Мне сказали так: «Она часто и подолгу общается с больными…» Я так полагаю, что шлейф прошлого тянется… Я не хочу вас огорчать, но, очевидно, имеется в виду ваша связь с немцем… Извините ради бога…

– А как же с милосердием, Абрам Соломонович? Ведь раненые перед медсестрой от отчаяния, от боли выворачивают душу наизнанку. Как же их не слушать? Грешно ведь это…

– Я и так сказал вам больше, чем имел права, извините. – Главврач встал, легким кивком головы обозначил поклон и вышел.

В тот же день, поздним вечером, судьба снова преподнесла Рае нечто неожиданное. Иван Петрович в своем депо получил по продовольственной карточке банку американской тушенки.

– Глянь, Раечка, чего наш дед к Первому мая приволок. – Мария Андреевна освободила банку от газеты, в которую та была завернута, сказала: – Завтра сделаем жаркое, мужиков наших покормим досыта. Да и сами по рюмашке пропустим для бодрости.

Пока Мария Андреевна протирала тряпкой замасленную банку, Рая впилась взглядом в смятый лист газеты, смотрела и оторваться не могла. Ее словно током ударило: на газетной странице она увидела фотографию мужчины. Был он в штатской одежде, взгляд прямой, подбородок сильный, прическа с аккуратным пробором, нос слегка вздернут… Вот только усы… Не было их у Франца… Но это был он! Он! Рая бросила взгляд вниз, в конец статьи, – подпись незнакомая, ничего общего ни с именем, ни с фамилией Франца…

– Спокойной ночи, – дрожа от волнения, едва выговорила Рая и направилась к себе.

– А покушать? – всполошилась старуха.

– Спасибо, я на работе перехватила…

– Раечка, ты не заболела часом?

– Нет, нет! – с трудом передвигая ноги, Рая пошла к детям. Сыновья крепко спали.

Рая уселась за столом у лампы, расстелила перед собой газету. Стала читать статью. В ней автор сообщал, что на территории Советского Союза формируется польская дивизия имени Костюшко. Ее цель – вместе с Красной Армией освободить свою родину…

Невероятно! Не может быть! – думала Раиса, вглядываясь в фотографию. То, что это Франц, сомнений не было: даже в тексте статьи попадались его любимые слова, его! Рая мучилась догадками. Что же это? Где он настоящий? Тот немец, что спас ее и детей от гибели?.. Тот, кто одаривал ее вниманием, любовью?.. Или этот – поляк, выдающий себя за патриота? А на самом деле он – шпион!..

Рая с трудом пережила бессонную ночь и поутру кинулась к главврачу.

– Дорогой Абрам Соломонович! Ни о чем сейчас не спрашивайте меня… Но умоляю, пожалуйста, разрешите на один день съездить в Москву!.. – Она решила во что бы то ни стало повидаться с редактором газеты.

Главврач долго молчал: напряженно пытался прочитать он в огромных красивых глазах Раи что-то еще, кроме страха и отчаяния… И Рая рассказала ему все.

– Поезжайте, – сказал Абрам Соломонович. – Я дам вам письмо к главному редактору. – Потом он снял трубку:

– Мне старшину Василькова… – Подождал. – Извините, не разбудил вас?.. Пожалуйста, возьмите с собой в Москву нашу сотрудницу Садырину. Я дал ей поручение… – И, повесив трубку, улыбаясь, сказал: – Старшина готов такую женщину свозить хоть на Северный полюс.

– Спасибо…

– А вам дай бог!..

Из кабины полуторки Рая смотрела на Москву – она видела ее впервые. Хотя бои шли уже далеко от столицы, следы войны читались повсюду: окна в бумажных крестах, противотанковые ежи, кое-где горы мешков с песком…

Главный редактор, генерал средних лет, вышел из-за стола навстречу Рае, здороваясь, подал левую руку – правой не было. На его гимнастерке сразу бросились в глаза нашитые три полоски: две красные, что значило – тяжелые ранения, и одна желтая – легкое.