Кстати, оскорбленным чувствовал себя и я: этих мужиков я нес на экран. Мне хотелось, чтобы их больше ходило по земле – честных, совестливых, бескорыстных, живущих для людей. К слову – кто из моих героев строил на наворованное, отнятое у доверчивого народа с помощью различных махинаций себе виллы? Кто плескался в личных бассейнах или в морях там, за «бугром», как они говорят? Не напрягайтесь – не вспомните! Таких я не играл! Я не мог их играть – они мне органически противны… Ненавижу я их и сейчас, как бы они ни пытались себя приукрасить, создавая этот самый «имидж»…
Для меня ценность человечья – в другом! Если народ тебе доверяет – оправдай это всей своей жизнью! И оставайся таким до конца. Ведь есть же эти люди на Руси! Есть! И какое же это счастье – если тебе верят!
Вот с таким персонажем – честным бессребреником – я хотел бы выйти на экран. Но кто напишет теперь о таком? Кто решится пойти против того бурного потока грязи, который забрызгивает белое полотно экрана?
Кто?
Я тогда не подозревал, что на эту же тему думает еще один человек. Он и оказался этим «Кто-то»… Тем, кто подтолкнул меня к новому фильму…
Невеселые мысли, о которых я рассказывал выше, стали еще более грустными во время очередной моей поездки в США. Я был тогда в составе большой группы деятелей культуры, науки, искусства – членов Комитета защиты мира. Это была миссия «народной дипломатии». Из актеров в группу входили Элина Быстрицкая, Василий Лановой, Сергей Бондарчук и я. Руководил большой делегацией – нас было около восьмидесяти человек – прекрасный публицист и драматург Генрих Боровик, который оказался и замечательным дипломатом.
На обратном пути из Америки самолет сделал промежуточную посадку в аэропорту Шеннон в Ирландии. Убранство, дизайн зала, удобства, предлагаемые услуги, невероятное количество самых разнообразных и прекрасных товаров не могли не поразить нас, живших тогда совсем в другом мире. Такого концентрированного изобилия я не видел даже в Америке. Естественно, все кинулись рассматривать, «лизать» витрины – только смотреть, так как денег не было ни у прославленных космонавтов, ни у известных писателей, ни у народных артистов… Разве что какая-нибудь мелочь – так, на мелкие сувенирчики…
Я не пошел смотреть – у меня не было сил видеть этот рай и сравнивать с тем, что ожидало нас через несколько часов дома. Весь во власти грустных мыслей, подавленный, я присел покурить у пепельницы, в которую даже неловко было сбрасывать пепел – так она была хороша.
Ко мне подсел Валентин Черных. Он уже давно и неспроста наблюдал за мной, я это и сам чувствовал, когда видел, что он все чаще посматривает в мою сторону. Как потом выяснилось, он не без причины думал обо мне…
Посидели некоторое время молча – Черных понимал мое состояние. Потом он заговорил:
– Ты что? О чем думы тяжкие?
– Смотрю на этот хрустальный мир и думаю: «Приедем домой и с кем навоз из России выгребать будем?»
Валентин провел ладонью по коротко остриженным волосам и без столь свойственной ему иронии сказал:
– Есть одна идея…
Я понял, что он имел в виду…
Честно говоря, я и не удивился – в такой огромной башке, как у Валентина, всегда крутилось, словно в цементовозе, множество круто замешенных сюжетов, тем, идей. Вот одну из них он, очевидно, и собирался мне предложить. Правда, пока только намеком. Но и это было уже нечто…
Работая с Валентином Черных над экранизацией проскуринской «Судьбы», где он был автором сценария первого фильма «Любовь земная», я искренне доверял его чутью, его способности потянуть именно за ту главную ниточку, на которой держится все произведение.
Да и Черных знал меня не хуже: нам не раз приходилось спорить. Правда, мы давно уже не общались с ним – полагаю, из-за их ссоры с П. Л. Проскуриным. И вот теперь здесь, в аэропорту, этот разговор… К чему это вдруг он, такой авторитет в кинодраматургии, заговорил со мной об идее? Идее фильма… И о какой идее – среди окружавшего нас хаоса, распада привычной нам жизни? Почему он выбрал именно меня? И если это то, о чем, к примеру, говорил Сергей Бондарчук, так это не моя тема…
Дело в том, что во время нашего пребывания в Америке у нас было немало диспутов. Встречались, спорили и русские, и американские режиссеры. И кто-то коснулся идеи поставить фильм о Рерихе. Тогда-то Сергей Бондарчук и признался: «Я об этом давно думал, думаю сейчас и буду думать. Я очень хочу это сделать, но боюсь, что разорю и Индию, и Россию, и Соединенные Штаты». Действительно, столь масштабный исторический фильм о великом человеке требовал больших затрат. Я слушал своих коллег и думал – нет, это не то, что меня волнует в данный момент. Как, например, меня не взволновало бы, предложи мне кто-нибудь поставить фильм об Иване Сусанине или об Илье Муромце… Нет, не наша история, пусть и великая, а современность – современная жизнь России, жизнь моих современников – занимала все мои мысли, терзала мое сердце…
Вот почему, словно боясь обжечься, – а вдруг Черных предложит мне совсем не то, что волнует меня, – я осторожно спросил:
– Идея про что?